04/11/2011
0В экономической системе Европейского Союза назревают важные перемены
На протяжении последних семи лет в Украине неоднократно менялись правительства. Во многом они расходились, но все они неизменно заявляли: абсолютным приоритетом их внешней политики является европейская интеграция. На первый взгляд, эта цель представляется достаточно заманчивой. Однако начавшийся в 2008 году кризис показал и фатальные недостатки нынешней экономической системы Евросоюза. Чтобы преодолеть этот кризис, странам ЕС придется осуществить болезненную перестройку, а ее результаты могут оказаться таковыми, что курс Украины на европейскую интеграцию окончательно потеряет свою привлекательность.
Систему менять надо
В последнее время некоторые экономисты сравнивают ситуацию, сложившуюся в европейском финансовом секторе, с осенью 2008 года. Но, хотя масштаб проблем здесь, действительно, сходный, сами эти кризисы имеют совершенно разную природу.
Кризис осени 2008 года был разовым событием. С ним можно было справиться, просто предоставив банкам деньги на покрытие понесенных потерь. Так и поступили тогда правительства США, Великобритании, ряда европейских стран.
Нынешний европейский финансовый кризис, первопричиной которого стала неспособность Греции расплачиваться по своим государственным обязательствам, имеет совсем другую природу. Это системный кризис, вызванный фундаментальными проблемами современной европейской (и вообще западной) экономики.
Истоки этих проблем следует искать в 70-х годах ХХ века, когда сначала в США, а затем и в ведущих европейских странах произошло перенасыщение потребительского рынка. Товаров оказалось слишком много, из-за этого продажи внезапно стали важнее, чем производство. Усиление конкуренции заставляло американских и европейских производителей снижать цены и урезать затраты – прежде всего, на рабочую силу. Итогом стал кризис конца 70-х – начала 80-х годов, который только отчасти был вызван скачком цен на нефть.
И тут на рубеже 80-х и 90-х годов произошел перелом, резко улучшивший ситуацию в западных экономиках. Во-первых, произошел распад Советского Союза и развал всей социалистической системы, что открыло для западных компаний новые обширные рынки сбыта. Во-вторых, была найдена возможность радикально снизить затраты благодаря перенесению производственных мощностей в страны «третьего мира».
Глобализация 90-х годов была действительно глобальной. С одной стороны, в Китай и другие азиатские страны были перемещены целые отрасли. Например, в течение того десятилетия полностью умерла американская текстильная промышленность. С другой стороны, западные компании, осуществившие подобное перемещение, получили сверхприбыли.
Безусловно, деиндустриализация США и Европы привела к высвобождению большого числа работников, которые ранее были заняты в промышленности. Но значительного увеличения безработицы и роста социальной напряженности не произошло благодаря стремительному развитию в те же 80-90-е годы малого бизнеса, представленного, в основном, в сфере услуг.
Малый бизнес не зря называют основой современной западной экономики. В 2010 году в странах Евросоюза насчитывалось 20,8 млн. малых и средних компаний, из них 19,2 млн. – мельчайших с численностью персонала менее 10 человек. На них приходилось более двух третей рабочих мест в негосударственном секторе (87,5 млн.) и 58,4% валовой добавленной стоимости.
Однако малый бизнес уязвим. По данным Европейской Комиссии, только 50% небольших фирм переживают пятую годовщину своего основания. Малый бизнес нужно поддерживать, поэтому он не может быть крупным плательщиком налогов.
И если крупные страны наподобие США, Германии, Франции сохранили у себя развитые высокотехнологичные отрасли, создающие большую добавленную стоимость и нуждающиеся в большом количестве квалифицированных высокооплачиваемых работников, то в малых странах Евросоюза к общей тенденции к деиндустриализации добавились еще и потери от конкуренции со стороны «лидеров».
В малых странах Европы выдержать соперничество со стороны глобальных корпораций могли только немногие «национальные чемпионы», которым посчастливилось выйти на международный уровень. Но узок был их круг… Много ли вы знаете, скажем, известных греческих, португальских, польских, литовских фирм?!
Деиндустриализация привела к тому, что правительствам западных стран стало не хватать денег. Причем, государственные расходы, наоборот, увеличивались вследствие трудоустройства высвобожденных работников в госсекторе и общего повышения социальных стандартов. Некоторые правительства например, Швеции, Дании, Финляндии стали поднимать налоговые ставки, забирая у своих граждан до 55-60% доходов. Другие покрывали бюджетные дефициты за счет наращивания долгов. Греция, у которой объем консолидированного (государственного и частного) внешнего долга превысил 180% от ВВП (а еще в 1999 году был меньше 30%), стала первой в Европе страной, прошедшей эту дорогу до конца и столкнувшейся с реальной перспективой государственного банкротства. Но далеко не единственной.
Конечно, с этим надо что-то срочно делать! Но что?!
Войны не будет. Но будет такая борьба за мир…
Перефразируя эту известную фразу, можно сказать: острой фазы финансового кризиса в Европе, скорее всего, не будет. Но будет такая антикризисная борьба, что камня на камне не останется.
Лидеры Евросоюза жестко требуют от Греции радикального сокращения бюджетного дефицита. Под аналогичным давлением находятся сейчас правительства Италии, Испании и некоторых других стран ЕС.
За счет чего планируется уменьшать этот дефицит? Греции в начале 2010 года по требованию доноров-кредиторов пришлось снизить на 7% зарплаты в государственном и частном секторах и заморозить их на этом уровне на неопределенный срок, отменить для государственных служащих большую часть бонусов, повысить НДС, другие налоги и акцизы. Однако первые результаты такой политики разочаровывают. Падение ВВП Греции в 2011 году, по оценкам МВФ, составит около 5.5%, безработица во втором квартале выросла до 16,7%.
Проблема в том, что, борясь с кризисом путем сокращения государственных расходов и повышения налогов, правительство Греции разрушает основу собственной экономики – малый бизнес, функционирование которого напрямую зависит от уровня благосостояния населения.
Большая часть малых и средних предприятий в любой стране представлена либо в сфере услуг (включая торговлю), либо в производстве потребительских товаров (включая пищевую продукцию). Как правило, услуги и продукция предприятий малого бизнеса не являются товарами первой необходимости. Для того чтобы они пользовались спросом, необходимо, чтобы у населения страны были «лишние» деньги, т.е. остающиеся в его распоряжении после покупки продуктов питания, одежды, оплаты жилья и коммунальных услуг и удовлетворения прочих первоочередных потребностей.
Нынешняя западная экономика плотно завязана на потребительский рынок. Высоких американских и европейских зарплат с лихвой хватает на покупку относительно дешевого продовольствия, которое поставляют щедро субсидируемое сельское хозяйство и глобализированные пищевые концерны. В США и Европе весьма доступны и прочие потребительские товары, которые часто производятся в странах «третьего мира» и поэтому имеют минимальную себестоимость. Наконец, у американцев и европейцев хватает денег, чтобы широко пользоваться услугами, предоставляемыми, в значительной степени, малым бизнесом. Это создает для малых компаний обширный рынок сбыта и позволяет им оплачивать дорогую местную рабочую силу. А многочисленные сотрудники небольших фирм, покупая товары и услуги, в свою очередь, поддерживают бизнес всех остальных субъектов экономики.
Кстати, именно по этой причине все попытки стимулирования малого бизнеса в Украине имеют и будут иметь лишь очень ограниченный эффект. Не малый бизнес рождает средний класс, а, наоборот, наличие многочисленного высокооплачиваемого среднего класса создает питательную среду для малого бизнеса.
Однако как только американцы и европейцы стали меньше тратить и больше сберегать во время экономического спада 2008 года, компании, работающие на потребительском рынке, стали получать меньше доходов. Чтобы избежать убытков, они стали уменьшать затраты, а в странах Запада самый распространенный способ снижения расходов заключается в ликвидации «излишних» рабочих мест и «избыточных» производственных мощностей. Результатом стал рост безработицы, который привел к дальнейшему угнетению потребительского рынка и заставил компании продолжить свою политику сокращения затрат – с понятными последствиями.
Предварительные данные о состоянии греческой экономики после введения в действие «мер жесткой экономии» показывают, что именно малый бизнес, судя по всему, понес наибольшие потери. По эмпирическим данным журнала «Forbes» (официальная статистика на этот счет отсутствует), в некоторых греческих городах закрылись более 20% магазинов. При этом, доходы греческого правительства несмотря на повышение налогов, наоборот, заметно уменьшились из-за того что многие налогоплательщики разорились и теперь не только ничего не вкладывают в государственную казну, но и сами превратились в получателей помощи.
Судя по всему, европейские политики не видят сейчас иного метода борьбы с бюджетными дефицитами, помимо жесткой экономии. Однако эта мера даст только обратный эффект. Попытка выхода из кризиса за счет снижения жизненного уровня населения (урезание расходов в госсекторе, ликвидация рабочих мест) лишь загонит экономику периферийных европейских стран в порочный круг. Спад на потребительском рынке приведет к сворачиванию малого бизнеса, а это, в свою очередь, спровоцирует дальнейший рост безработицы и лишь усилит негативные процессы.
Очевидно, ведущие европейские политики это понимают или, по меньшей мере, должны понимать. Но какие у них могут быть выходы из этого положения?
Игра за белых
Пока антикризисная политика Евросоюза движется в сторону создания «экономического правительства» и общей централизации. Очевидно, нынешний кризис в конечном итоге приведет к тому, что большинство стран Евросоюза утратят значительную часть своего суверенитета в экономической области. По сути, единственный вопрос, который еще остался не решенным, заключается в том, кто будет реально управлять европейским «экономическим правительством» – Брюссель или Берлин с Парижем.
При этом, обращает на себя внимание то, что нынешняя антикризисная политика сосредоточена на помощи банкам, с одной стороны, и приведении в порядок государственных финансов периферийных стран методами жесткой экономии, с другой. Реальный сектор экономики, включая малый бизнес, практически брошены на произвол судьбы.
Впрочем, иного ожидать и не приходится, учитывая, что главенствующей идеологией в Европе является экономический либерализм. В соответствии с его доктринами государство не должно оказывать какую-либо помощь национальным компаниям (банки – это особый случай), а его главная задача должна заключаться в обеспечении свободной конкуренции, в которой побеждает, естественно, сильнейший. В рамках этой доктрины происходит не сглаживание, а усиление экономических контрастов. Сильные, будь то компании или целые страны, становятся еще более сильными, а слабые, соответственно, слабеют.
Поэтому в ближайшие годы следует ожидать дальнейшего расслоения стран Евросоюза. Лидеры, обладающие сильными промышленным, высокотехнологическим, банковским секторами (именно на них приходится львиная доля высокооплачиваемых рабочих мест), ограничатся минимальными потерями и сохранят большую часть своего малого бизнеса, обеспечивающего высокий уровень занятости. Но для остальных будущее выглядит менее привлекательным. Из-за относительно небольших доходов населения малый бизнес там либо съежится, либо не сможет развиться, в результате уровень безработицы будет достигать порядка 15–30%. При этом, ничем не ограниченная конкуренция с более развитыми странами ЕС и узость внутреннего рынка не дадут появиться там местным компаниям, которые могли бы создать новые рабочие места.
Конечно, никакой катастрофы в Евросоюзе не произойдет. Социальная напряженность, безусловно, возрастает, однако серьезной угрозы правящим кругам это не несет. В европейской политике просто нет значимых сил, способных предложить альтернативные решения. Информационные потоки находятся под полным контролем правящей элиты, что гарантирует нераспространение каких-либо «подрывных» идей.
Кстати, именно стремление сохранить в Евросоюзе политическую стабильность во время кризиса определяет крайнюю враждебность европейских политиков к любым альтернативным проектам, будь то интеграция на постсоветском пространстве либо светские модернистские режимы в мусульманских странах. Европейцы, которым в ближайшие годы придется столкнуться с существенным снижением жизненного уровня, должны быть уверены, что все равно живут в лучшем из возможных миров.
В принципе, экономическая централизация в Евросоюзе может быть использована в интересах сглаживания контрастов между отдельными странами. Но чтобы восстановить, например, греческую экономику, нужно целенаправленно вкладывать туда средства, создавать там целые отрасли промышленности, действуя вопреки рыночной стихии и принципам свободной конкуренции. Для нынешнего руководства ЕС, отстаивающего идеи «либерального капитализма», подобное усиление государственного начала категорически неприемлемо.
Очевидно, ставка будет сделана на стимулирование трудовой миграции и сокращение численности «лишнего» населения. Европа больше не будет нуждаться в гастарбайтерах, наоборот, они становятся для нее ненужными и даже вредными. При этом, уровень жизни в Евросоюзе в целом останется достаточно высоким. Просто в регионе станет больше «лишних», аутсайдеров, сосредоточенных, преимущественно, в периферийных странах.
И тут мы возвращаемся к вопросу, поставленному нами в самом начале. Насколько нужна Украине европейская интеграция, учитывая назревающие в Европе изменения? И нужна ли Евросоюзу европейская интеграция Украины?
Наша цель – глобализм
Вообще-то, если разобраться, Украина Евросоюзу совершенно не нужна. Нынешняя экономика Украины достаточно открытая, так что европейские товары практически свободно проникают на украинский рынок, занимая там значительную долю верхнего ценового сегмента, а украинские товары, в которых нуждаются европейские страны, без особых проблем поставляются в Европу.
При этом, украинский рынок из-за относительно низкого уровня доходов населения весьма узкий, на нем трудно рассчитывать на большие доходы. Украинская промышленность и коммунальное хозяйство очень нуждаются в модернизации, но хроническая нехватка средств (производится-то у нас, в основном, продукция с низкой добавленной стоимостью) не позволяет им приобретать в значимых количествах передовое европейское оборудование.
Остается предположить, что нынешнее стремление европейских властных кругов как можно быстрее привязать Украину к Евросоюзу соглашением об ассоциации преследует две основные цели, которые никак не связаны с экономикой.
Во-первых, это окружение Европейского Союза «зоной стабильности», где действуют законы, аналогичные европейским, а местные правительства проводят предсказуемую, прозрачную и прозападную политику. Кроме того, расширение на Украину европейской «регуляторной зоны» важно с точки зрения гарантий бесперебойных поставок в ЕС российских энергоносителей.
Во-вторых, включая Украину в свою зону влияния, Евросоюз автоматически предотвращает появление «Советского Союза 2.0» ‒ сильной интеграционной группировки на базе бывших советских республик. Интеграция между Украиной и Россией, действительно, является необходимым и достаточным условием восстановления прежнего советского потенциала, так что Украина в орбите ЕС позволяет разрушить этот проект в зародыше.
Гораздо сложнее ответить на вопрос, зачем Украине европейская интеграция. Да, с одной стороны, Европа для Украины – один из важнейших поставщиков передового оборудования и современных потребительских товаров, которых у нас производить не могут или не умеют. Это возможность воспринять европейские ценности и методы ведения бизнеса. Наконец, это шанс на расширение поставок некоторых традиционных украинских экспортных товаров.
Однако, с другой стороны, европейский выбор Украины – это окончательная сдача потребительского рынка импорту. Чем создавать в Украине новое производство, проще купить готовый товар за границей. Страны Центральной Европы в конце 90-х – начале 2000-х годов получили крупные европейские инвестиции на создание относительно малозатратных высокотехнологических производств. Однако ни Прибалтика, ни Болгария с Румынией таких инвестиций не получили. Нынешние производственные мощности европейских компаний и так избыточны вследствие упадка регионального потребительского рынка.
Характерно, что более 35% украинского экспорта в ЕС составляют металлы, еще более 10% ‒ минеральное сырье. Свыше 13% ‒ сельскохозяйственное. Практически во всех отраслях Украина выступает по отношению к Европе как поставщик продукции с меньшей добавленной стоимостью.
Итак, европейская интеграция – это консервация Украины как преимущественного поставщика относительно недорогих товаров с низкой добавленной стоимостью, что гарантированно лишает украинские компании средств на проведение широкомасштабной модернизации и укрепляет статус Украины как страны с дешевой рабочей силой – со всеми негативными последствиями для отечественного потребительского рынка.
Популярность идеи европейской интеграции в Украине в значительной степени объясняется тем, что с этим связываются оптимистичные ожидания, желание «жить как европейцы». На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. В Евросоюзе Украина обречена на роль периферийной страны с подчеркнуто подчиненным экономическим положением. Выгоду от данного направления интеграции может получить только крупный бизнес, способный выполнять европейские правила и поставлять свои товары в Европу, в то время как большая часть населения проиграет. Самое главное, сближение с ЕС не даст Украине самого главного – достаточно большого числа новых высокооплачиваемых рабочих мест в современных отраслях, которые могли бы дать толчок для развития малого бизнеса, сокращения безработицы (в том числе скрытой) и общего повышения благосостояния населения.
Чтобы «жить как европейцы», нужно не присоединяться к Европейскому Союзу с его «свободным рынком», а самостоятельно строить у себя экономику европейского типа. Как это сделать и реально ли это вообще?
