03/11/2011
0Николай Бамбалов заведующий лабораторией биогеохимии ландшафтов Института природопользования Национальной академии наук Беларуси, доктор сельскохозяйственных наук, академик
Болота — жемчужина в коллекции природных сокровищ Беларуси. Слава о них простирается далеко за пределами страны, открывая перед республикой необъятные горизонты для экологического туризма. Но не только раскрученным брендом обязано «багне» наше государство. В послевоенные годы белорусская экономика поднималась из руин во многом за счет извлекаемого из болотных недр торфа. Доля торфяной энергетики в топливно-энергетическом балансе страны достигала 64%. Неслучайно когда-то БССР называли торфяным Донбассом. Сегодня в стремлении снизить зависимость от импортируемых энергоресурсов Беларусь вновь обращается к болотам как к источнику ценного сырья. А значит, природа и ее нужды отходят на второй план. Как в такой ситуации соблюсти баланс интересов и каким должно быть правильное отношение к главному природному ресурсу, мы попытались выяснить у заведующего лабораторией биогеохимии ландшафтов Института природопользования Национальной академии наук Беларуси, доктора сельскохозяйственных наук, академика Николая БАМБАЛОВА.
— Николай Николаевич, вы возглавляете лабораторию в научном учреждении, которое до 1990 года именовалось Институтом торфа. Много знаете об этом полезном ископаемом. Расскажите, пожалуйста, какие перспективные направления вы видите в его использовании?
— Торф — уникальный природный компонент и ресурс. Главным направлением его использования должна быть глубокая переработка — химическая, термическая, биологическая и прочие. Например, путем глубокой химической переработки из него получают десятки видов продукции для промышленности, сельского хозяйства, медицины, косметики, а также для выполнения работ по точному литью в машиностроении. Ценность торфу придают особые вещества — гуминовые кислоты, которые не встретить в живых растениях, так как они формируются лишь в процессе торфообразования. Они обладают рядом полезных свойств: биологической активностью, цветностью, способностью к взаимодействию с металлами и органическими веществами.
Продукты глубокой переработки торфа имеют бактерицидные и противовоспалительные свойства. Их используют при изготовлении медицинских, бальнеологических и косметических препаратов. Из торфа получают мази для лечения псориаза, лишаев, экзем, прежде считавшихся неисцелимыми, лекарства от глазных болезней, для ускорения заживления ран, срастания сосудов и нервных волокон после хирургических операций. На основе торфяного воска делают шампуни, средства для укрепления волос и борьбы с облысением, кремы от морщин и даже гипоаллергенную тушь для ресниц. Когда-то ее выпускал завод горного воска в Дукоре. Сегодня созданы перспективные препараты с противоопухолевой и противовирусной активностью.
Из этого полезного ископаемого производят натуральные красители — для древесины, бумаги, тканей, волокон. По интенсивности цвета и светостойкости они превосходят синтетические аналоги. Средства из торфяного воска хороши для полировки мебели, кожаных изделий, обуви.
Торф давно доказал свою прекрасную сорбционную способность. Его используют для очистки почв, загрязненных пестицидами, тяжелыми и радиоактивными металлами. Некоторые виды верхового торфа способны удерживать до 50 мг/г стронция, 105 мг/г цезия, 150 мг/г урана. Делают из него и различные сорбенты для очистки воды, ликвидации аварийных разливов нефти и нефтепродуктов.
— Может, что-нибудь из этого списка взяли на вооружение наши очистные сооружения?
— Городские — нет. Лишь на птицефабрике имени Крупской установили сорбент из малоразложившегося торфа. Он поглощает запахи, и на предприятии улучшился воздух. Результат не заставил себя ждать: куры перестали болеть, начали давать хороший привес, увеличили яйценосность, что обернулось экономическим эффектом.
Но это далеко не все. На основе модифицированного торфа разработаны питательные грунты для рассады овощных и декоративных растений и высадки ее на грядки, а также органические почвоулучшители — для выращивания зерновых, пропашных культур и газонных трав. Они хорошо сбалансированы и повышают устойчивость растений к неблагоприятным факторам среды, прекрасно держат воду и не требуют внесения минеральных удобрений. В них введены полученные из торфа биологически активные натуральные гормоны роста. Почвоулучшитель «Сатор» сертифицирован в Беларуси и ЕС, был апробирован в засушливом климате Египта и Объединенных Арабских Эмиратов, где отлично себя зарекомендовал. Но перевозка туда стоит дороже, чем сам материал. Поэтому пока мы отказались от его экспортного производства, делаем только по спецзаказам. Сейчас вот поступила заявка изготовить 120 тонн почвоулучшителя.
Совместно с Институтом почвоведения и агрохимии мы получили из торфа биологически активные микроэлементные удобрения «Элегум». Это очень перспективное для сельского хозяйства направление. Такие удобрения улучшают минеральное питание, стимулируют рост растений, снижают их заболеваемость, повышают урожайность культур и качество растениеводческой продукции. Коллеги из Института почвоведения и агрохимии провели трехлетние испытания, которые показали хорошие результаты. Внесение всего лишь одного литра микроэлементных гуминовых удобрений обеспечивает прибавку урожая пшеницы минимум на 5 центнеров с 1 га! При этом содержание белка в ней увеличивается до 0,8%, а клейковины — до 4,2%. Такие же результаты получены по другим сельскохозяйственным культурам. За микроэлементными гуминовыми удобрениями — будущее, потому что мы никогда не получим урожайность 70-80 центнеров зерна с гектара только за счет азотных, фосфорных и калийных удобрений. Обязательно нужны микроэлементы: они катализируют биохимические реакции, и растения растут быстрее. Наша разработка на порядок лучше импортных аналогов и к тому же значительно дешевле. Сегодня производством «Элегумов» занимается ОАО «Зеленоборское». Однако даже при круглосуточной работе оно способно удовлетворить не больше 10% потребности Беларуси. А нужно, чтобы такие цеха стояли в каждой области! Мы подсчитали: чтобы обеспечить Минскую область удобрениями, надо добыть не более 90 тонн торфа, на 6 областей понадобится 500 тонн. Это ничто в сравнении с почти 3 миллионами тонн полезного ископаемого, которые страна добывает в год! Кстати, буквально на днях Министерство сельского хозяйства Казахстана изъявило готовность наладить у себя выпуск «Элегумов» по нашей технологии.
— Учитывая, как много полезного можно получить из торфа, может, разумнее отказаться от его добычи для производства топливных брикетов?
— Не надо противопоставлять эти сферы друг другу. Изготовление из торфа продукции требует глубокой химической переработки, это — наукоемкое производство. В топливно-энергетическом балансе страны полезное ископаемое должно занимать свою нишу, пусть и маленькую. Например, оно незаменимо в отдаленных районах, там, где невыгодно провести газ, доставить мазут или дрова. По этой причине в России сейчас возрождают торфяную промышленность. Торф может использоваться при отоплении местными котельными больниц, школ, детских садов.
— То есть решать локальные задачи, не общегосударственные?
— Да. Как мощный источник энергоресурсов торф не имеет перспективы. Это мое личное мнение. Я рассуждаю, как обычный бюргер: во-первых, дорожает добыча торфа, во-вторых, растет стоимость его транспортировки. Произвести и привезти брикет стоит дороже, чем его продают населению. Эту разницу заводу доплачивает государство.
— И, тем не менее, несмотря на низкую рентабельность торфяной промышленности, правительство требует нарастить объемы торфодобычи и даже разрешает постановлением №794 отвести на эти цели особо охраняемые природные территории.
— Никто не собирается разрабатывать на них торф! Был запрос: укажите места, где есть запасы полезного ископаемого больше 8 млн тонн. Институт природопользования привел эти месторождения. Там действительно самые большие в республике торфяные залежи. И когда-то они были законодательно закреплены за торфяной промышленностью. Потом на некоторых из них ошибочно создали заказники. Но еще 15 лет назад мы пришли к выводу, что в Беларуси, кроме заповедника и нацпарков, нет территорий, сырьевая база которых позволила бы построить новый торфобрикетный завод. Запасов известных месторождений хватит на 30 лет работы. Все, что можно было отдать торфяной промышленности, давно отдали.
— Кто готовил экономическое обоснование торфодобычи в заказниках?
— Никто. Его просто невозможно подготовить, потому что точные запасы торфа нам неизвестны. Данные, которыми мы пользуемся, основываются на довоенной геологической разведке. Прошло 80 лет, все устарело. Поэтому прежде чем строить торфобрикетный завод, необходимо осуществить детальную разведку запасов месторождения: а вдруг там не будет требуемой сырьевой базы для предприятия? А проведение подобного исследования — это очень дорогое удовольствие. Таких денег у торфодобывающей промышленности сейчас нет. Еще раз хочу подчеркнуть: торф на болотах заповедных территорий добываться не будет, поэтому и разведка запасов на этих месторождениях не требуется.
— Программа «Торф» тоже построена на сведениях 1930-х годов?
— Нет. Программа как раз таки основана на тех месторождениях, которые были детально разведаны в наши дни. Качество торфа на них проверялось в слоях через каждые 25 см. Проведена большая аналитическая работа. Все данные достоверны.
— Если гипотетически представить, что будет через 30 лет, когда выработается весь торф?
— Во-первых, действующие торфобрикетные заводы будут переориентированы либо закрыты. Ведь в 1960-е годы насчитывалось 52 крупных предприятия, а сегодня их меньше 30. Во-вторых, территории, на которых добывался торф, или повторно заболотят, или засадят лесом, или передадут сельскому хозяйству. Наша лаборатория непосредственно занимается приведением в порядок выработанных торфяных месторождений. Мы сделали оценку состояния и дали рекомендации, что делать с такими территориями, для Минской, Гродненской и Брестской областей. Так вот, половина из них не годится для ведения сельского хозяйства. Лучше всего на таких землях восстанавливать водный режим. Да, это будет молодое болото, но постепенно оно начнет выполнять функции, присущие обычному, и там появится болотная растительность, живность.
— А если использовать выработанные торфяники для посадки быстрорастущих пород деревьев для получения топлива?
— Я прорабатывал этот вопрос. В свое время даже подготовил прогнозную оценку основных способов использования 1 гектара метрового слоя торфа. Например, его можно добыть на топливо, на удобрения, торфяник можно мелиорировать и засеять многолетними травами, а можно создать на нем посевы зерновых культур. Оказалось, что самое невыгодное — сжигать торф. В метровом слое 1 га его содержится примерно 1200 тонн. Этот объем мы израсходуем на топливо за 4 года. Если будем добывать полезное ископаемое на удобрения, запасов хватит на 80 лет. Если провести на такой территории мелиорацию, то урожаи зерна можно снимать в течение 170 лет. А если посеять на 1 гектаре многолетние травы с перезалужением через 5-7 лет, то угодьем можно пользоваться 300 лет. Но дольше всего торфяник прослужит, если создать на нем долголетний луг, — 600 лет! Валовое количество продуктивной фитомассы, которое можно получить с 1 га торфяной почвы за все время использования метрового слоя, согласно моему прогнозу, составляет 1368 тонн зерна и столько же соломы, 3000 тонн сена дадут многолетние травы, и 6000 тонн принесет сенокос на долголетнем лугу.
А дальше я посчитал, какое количество энергии можно получить за весь срок эксплуатации ресурса. Ведь что такое растение? Это мощнейшая и самая совершенная солнечная батарея, которая улавливает световое излучение и переводит его в энергию органического вещества. Так вот, суммарно в луговом угодье энергии заключено в 4 раза больше, чем в торфе: 252х108 килокалорий против 60х108 килокалорий! Даже если повысить КПД переработки торфа на топливо до 50%, его хватит не дольше, чем на 8 лет. И все равно получить столько энергии, сколько за счет луговодства, не выйдет.
Например, СПК «Вертилишки» выработанный торфяник использует под сенокос. Из скошенной биомассы они делают травяную витаминную муку и продают. И очень успешно. Получается хорошая и полезная добавка в комбикорм.
Поляки еще во времена СССР, когда мы повсеместно засевали торфяники кукурузой, картофелем, капустой, зерном, 100% таких земель пускали под посев многолетних трав.
— И оказались дальновиднее нас?
— Да, они сразу определили, что самое эффективное использование торфяного месторождения — развитие на нем луговодства. Использование луговых трав для скота даст молоко и мясо. А можно получить еще и топливные брикеты для выработки энергии. Но пока никто в такое далекое будущее не заглядывает. Дескать, зачем через 600 лет, мне сейчас надо! И преследуя сиюминутные выгоды, решает сжигать торф.
— В настоящее время в Беларуси насчитывается 228 тысяч гектаров деградированных торфяных почв. Есть ли решение этой проблемы?
— Это отдельный вопрос, которым мы занимаемся много лет. Путей несколько. Первый — разработать новую технологию использования таких почв с посевом новых для наших широт засухоустойчивых растений. В отличие от торфяника деградированная почва плохо держит воду, особенно на полесских песках. И обычные сельхозкультуры на ней из-за недостатка влаги дают малый урожай, а то и вовсе гибнут в сухую пору. Другое дело — засухоустойчивые, они менее требовательны к водному режиму. Нужно посмотреть, какие из них растут в Украине, лесостепи, и адаптировать у нас. Но это отдельная наука. И она будет стоить денег.
Второй путь более простой. На оголившихся песчаных участках деградированных торфяных почв садить сосну. Она прекрасно себя чувствует на таких землях. Через 80 лет это будет хороший строевой лес.
В любом случае, я не вижу безнадежности. Надо работать. Земля — это ресурс, которым нужно разумно распорядиться.
— Академик Логинов подсчитал, что если мы будем использовать 25-30% местных видов топлива, то через пару десятилетий по объему выбросов парниковых газов вернемся к уровню 1990 года.
— Согласен. Мое мнение может быть и неправильным, но я считаю, что нам не стоит отказываться от природного газа. С другой стороны, погоду делают не болота, а Мировой океан. Не дай Бог остынет Гольфстрим — все замерзнем, и никакие болота не спасут. Поэтому климат у нас такой, какой придет с океанов — Северного Ледовитого и Атлантического. Они определяют всю погоду в Беларуси.
— Но, как ученый, вы же не можете отрицать тот факт, что на Полесье стал более засушливый климат, там меньше выпадает осадков?
— Мелиораторов часто ругают, дескать, своим осушением вы погубили Полесье. Но позвольте, по проекту надо было построить 200 новых водохранилищ на случай засухи, и предусматривалось двухстороннее регулирование водного режима. А создали лишь 40% водоемов. Ведь не доделали же! А валят все на мелиораторов!
Если посмотреть историю изменения климата (по остаткам растений, которые сохранились в торфе, она хорошо читается), то выяснится, что у нас были и периоды похолоданий, и потеплений. То, что сегодня наблюдается, все равно не переходит за рамки тех температур, которые фиксировались до начала промышленной эпохи.
Реконструкция климата за последние 10 тысяч лет показывает, что на территории Беларуси наблюдались климатические периоды, длящиеся десятками и сотнями лет, гораздо более жаркие и засушливые, чем теперь. А были, наоборот, очень влажные и холодные времена. И они чередовались друг с другом. Поэтому говорить о том, что нынешняя сухая погода установилась из-за того, что мы осушили болота или сжигаем торф, будет неправильно. Конечно, плохо, что мы выбрасываем столько парниковых газов в атмосферу, но и без этого климат менялся много раз. И опять же, все зависит не столько от наших сжиганий, сколько от состояния Мирового океана.
— Однако сельчане, живущие рядом с болотом Морочно, жалуются, что из-за торфоразработок там пропала клюква!
— Когда-то на Морочно были хорошие клюквенники. До Чернобыльской аварии я и сам собирал там ягоду. Этот год выдался сухим, не так много было осадков. Потом, клюква могла не уродить из-за заморозков во время цветения. Морочно занимает больше 12 000 га, вместе с украинской частью. Это огромная территория. Даже если на 500 га там будет добываться торф, особого вреда торфоразработка не нанесет. Но при условии, что на каждом освоенном участке восстановят болото.
В то же время могло сказаться и вытаптывание. Растительный покров многих болотных угодий, даже неосушенных, когда на них из года в год ходят массово собирать ягоды, деградирует. Здесь еще добавилось осушение участка. Если бы на 5 лет болото закрыли и никого туда не пускали, например, создав настоящий клюквенный заказник, клюквенники восстановились бы.
Вдобавок ко всему, пожары тоже уничтожают ягоду. А они были не редкостью на Морочно. Причин много, и приписывать все последствия только торфяной промышленности не совсем корректно. Разумеется, она влияет, но зона ее воздействия ограничена 200 метрами.
— То есть выработаем весь торф или нет — климат не изменится?
— Конечно! Осушение болота может повлиять только на уровень грунтовых вод прилегающей территории. Если торфяник подостлан песком, то до 2 км, а если глиной и суглинком, то считанные метры — до 5-10, не больше.
— А как же тогда распространенное мнение о том, что, если мы осушим все болота, лишимся питьевой воды?
— Это вообще надуманно. Все болота никто не собирается осушать. Даже по программе «Торф» на эти цели выделена лишь 31 тысяча га. Торфяная промышленность никакой угрозы питьевой воде никогда не создавала и не создаст. Половина из 402 тысяч выработанных на сегодня торфяников повторно заболочена либо отдана под естественное лесовосстановление. Через 50 лет они все равно зарастут, заболотятся, и не будет никакого стресса от торфодобычи. Потому что это не та мощь, не тот уровень воздействия, чтобы повлиять на климат.
