29/10/2011
0«Полтинник» – хороший мужской возраст. Если ты чего-то в этой жизни стоишь, то в пятьдесят лет непременно будешь на коне. Владимир Петров к своему юбилею взял уже немало высот. В их числе – директор ведущего НИИ отрасли, замруководителя департамента лесного хозяйства по Северо-Западу России, заведующий лесоэкономической кафедрой Санкт-Петербургской лесотехнической академии, которую организовал великий ученый М.М. Орлов. Накануне праздника корреспондент «РЛВ» встретился с именинником и взял у него интервью.
– Владимир Николаевич, скоро у вас юбилей – от всей души поздравляем. Что повлияло на выбор профессии? Почему в лесную экономику потянуло?
– Мой путь в лесоэкономику был непростой. После окончания Ливенской средней школы (Орловская область) я мечтал, как и многие мои сверстники, стать военным, а родители видели во мне гражданского инженера. Хотя сами не имели высшего образования. Они настояли на своем, и, в общем-то, родители выбрали для меня гражданский вуз, каким стал Воронежский лесотехнический институт. Я поступил и отучился в нем только один год.
Желание стать кадровым офицером осталось, и я решил поступить в Ленинградский военный институт им. А.Ф. Можайского. Сдал досрочно летнюю сессию в Воронеже и в этом же месяце успел сдать вступительные экзамены в Можайку, в Ленинграде. К сожалению, почти через два года по состоянию здоровья был комиссован и опять стал перед выбором, кем стать, где продолжить обучение? Прислушался к советам родителей и в этот раз выбор пал на Ленинградскую лесотехническую академию.
– Вы сделали необычно стремительную карьеру. Более 10 лет назад возглавили кафедру, которую закончили, руководили ведущим отраслевым НИИ страны. Что вам помогало так быстро идти вперед?
– В моей жизни мне всегда помогала дисциплина и целеустремленность, точнее та можайская курсантская школа и хорошие люди, которые влияли на мою судьбу. Таких людей очень много, я им всем благодарен. Одним из таких является мой учитель – профессор Вадим Александрович Ильин, который, будучи деканом экономического факультета ЛТА, увидел в сержанте, одетом в шинель, будущего лесоэкономиста. После окончания инженерно-экономического факультета я остался работать в академии, поступил в аспирантуру на кафедру лесной экономики, которую возглавляю в настоящее время. Кстати, это та самая первая лесоэкономическая кафедра в нашей стране, которую в 1920 г. организовал мой земляк профессор М.М.Орлов. Сейчас это кафедра лесной политики, экономики и управления.
– Вы были руководителем, начальником, сейчас – ученый и преподаватель. В какой ипостаси вам наиболее комфортно?
– Понятие комфортность – комплексное, включает моральное, материальное и другие компоненты. По-моему, любой человек чувствует себя комфортно там, где его труд приносит максимум пользы людям и ему самому. Свобода выражать свои мысли, критически оценивать происходящее в лесном хозяйстве – вот основные преимущества преподавателя по сравнению с государственным служащим.
Я уверен, что многие наши беды и перекосы, задержка поступательного развития отечественного лесного хозяйства связаны именно с федеральным законом о государственной службе, который запрещает чиновникам публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе в СМИ, в отношении деятельности государственных органов, их руководителей, включая решения вышестоящего государственного органа. Революционные преобразования лесного законодательства также привнесли элементы дискомфорта в труд отраслевых чиновников.
Однако и труд преподавателя высшей школы сейчас связан с навязанными сверху революционными преобразованиями, вносящими дискомфорт в преподавательское сообщество. Я имею в виду переход от подготовки инженера-специалиста к двухуровневой подготовке: бакалавр – магистр. Я лично не поддерживаю таких искусственных преобразований, поскольку качество старой системы образования и уровень подготовки специалистов был довольно высок. Сомневаюсь, что лесной бизнес осознанно сейчас испытывает потребности в бакалаврах или магистрах.
– Вы преподаете немецким студентам в Германии, учите российских студентов. Есть отличие? У кого глаза горят ярче? Куда идут работать выпускники вузов там и здесь?
– С 1994 года по настоящее время я читаю в немецких лесных вузах курс лесной политики и лесного права. Отличие между студентами, конечно, есть. И по форме, и по содержанию. Немецкие студенты осознанно выбирают лесной вуз. Для них обучение – это не просто получение диплома о высшем образовании, это разновидность инвестиций в человеческий капитал, который на практике приносит дивиденды. В Германии нельзя занять должность на очередной ступени служебной лестницы, не имея специального образования и не пройдя предыдущую ступень.
По форме также есть отличия. Немецкие студенты стараются одеваться в одежду, которая и по цвету, и по фасону напоминает настоящую форму работников лесного хозяйства. Некоторые студенты имеют охотничьих собак, с которыми приходят на лекции. Я, как и мои немецкие коллеги, не возражаю против этого. Мои опросы студентов говорят, что только 10% российских студентов имеют желание связать свою жизнь с работой в отрасли. В Германии этот процент намного выше.
– В середине нулевых вы возглавляли Санкт-Петербургский НИИ лесного хозяйства. Этот период запомнился как время серьезных баталий с арендаторами института. Насколько тяжело было работать в практически военных условиях? Не пострадала ли от этого отраслевая наука? Какими разработками институт занимался в это время? Как они реализовались в жизни?
– Непростое было время. При принятии дел института мною были обнаружены факты самовольного захвата помещений и части земельного участка института коммерческими структурами. За несколько лет до моего прихода, прежним руководством института официально было сдано в аренду 432 кв.м, а фактически занято коммерсантами 1450 кв.м помещений и 1500 кв.м земельного участка под стоянку автомобилей. Институт, по расчетам независимого аудитора, недополучал арендных платежей ежегодно около 50 тыс. американских долларов.
Для меня начался непростой период установления законности использования федерального имущества – площадей института. Этот период продлился почти два года. Были подключены КУГИ города, милиция, УБОП, прокуратура, шли письма от тогдашнего губернатора В.И.Матвиенко. Не обошлось без нападений и угроз в мой адрес. К сожалению, подобная борьба и хозяйственная работа отнимали много времени, и на научное руководство институтом его оставалось не так много. Тем не менее институт становился победителем многих конкурсов, располагал и располагает сейчас квалифицированными кадрами, имеет научный потенциал, который лидирует по многим научным направлениям и по сей день. Это прежде всего вопросы охраны от пожаров, лесовосстановления, биоэнергетики… В то же время хочу отметить, что достижения института были бы значительнее, если бы за ним оставили опытное лесное хозяйство «Сиверский лес» и увеличили объем финансирования.
– Вы уже 15 лет проводите опрос среди студентов о необходимости приватизации лесов. Как менялось мнение молодых за это время? А сами-то вы как считаете – нужно ли отдавать лес в частные руки?
– Мои опросы говорят о снижении интереса у молодежи к частной собственности на леса. Если 15 лет назад сторонников частных лесов было подавляющее большинство, около 80%, то в этом году их насчитывается около 18%. Тенденция устойчивая к увеличению противников частной собственности на леса. Такие показатели косвенно говорят о неблагополучном развитии института частной собственности вообще и частной собственности на природные ресурсы в частности. Это тревожная тенденция, сигнал для руководства страны к изменению принципов взаимоотношения между властью, бизнесом и населением. И все-таки, несмотря на эти результаты опроса, в Россию придет частная собственность на леса, это вопрос времени. Более обстоятельно об этом я писал на страницах специальной литературы.
– Вы активно участвовали в разработке нынешнего Лесного кодекса РФ. На ваш взгляд, выполняет ли закон свою главную функцию – развитие лесного сектора экономики?
– Уже более пяти лет являюсь экспертом Государственной Думы по вопросам лесного законодательства. К сожалению, законодательная власть не всегда прислушивается к заключениям экспертов. Так произошло с принятием Лесного кодекса в 2006 году.
Безусловно, Лесной кодекс РФ – это своеобразный прыжок в рыночные условия, без оглядки на историю, без оценки сил, средств и будущих последствий. Получился закон, вполне отвечающий духу нашего времени, административно-рыночной экономике. К сожалению, его проведение в жизнь оказалось сопряженным с огромными потерями специалистов лесного хозяйства, дополнительными бюджетными расходами, ростом бумагооборота, отлучением лесников от леса и как следствие – порождением виртуального лесного хозяйства. Об этих последствиях я предупреждал в свое время ответственных лиц, мои заключения и предсказания последствий по многим проектам этого закона можно по сей день найти в интернете.
Пять лет работы по новому закону сделали свое дело, возврата к прошлому не будет, надо двигаться вперед, делая при этом как можно меньше ошибок. Созидательное движение вперед вижу в передаче не только лесных полномочий субъектам федерации, но и самих лесов от Российской Федерации регионам.
Не может быть для отечественных условий единого многостраничного лесного кодекса, нужен рамочный небольшой федеральный лесной закон, с обязательным принятием полноценного лесного законодательства субъектами федерации, учитывающего лесорастительные, экономические и социальные условия регионов.
Для обеспечения стабильной работы лесного сектора страны необходимо соблюдать последовательность в принятии документов: о лесной политике, о стратегии развития лесного сектора, о лесном законодательстве. Нарушение этой последовательности привело к сегодняшним негативным результатам.
Перефразируя известное изречение, можно сказать, что лесоустройство без лесоуправления мертво, а лесуправление без лесной политики – глупо.
– В 50 лет у мужчины все только начинается… Есть ли идеи, которые вы намерены воплотить в ближайшие годы?
– На протяжении многих лет занимаюсь теоретическими вопросами лесной политики и экономики лесного хозяйства, хотелось бы самому проверить эту теорию на практике, на федеральном уровне.
