Можно ли нормально жить и вести лесное хозяйство там, где аукнулся Чернобыль?
Боже, какой красивый сосняк! Настоящий спелый строевой лес. Жаль, погулять здесь не получится: вход и въезд сюда запрещены. Это – зона отселения, до Чернобыля по прямой чуть больше ста километров. Каждый, кто по какой-нибудь надобности хочет пройти сюда, должен получить разрешение. Нет разрешения – автоматически записываешься в нарушители. Свободно пройти можно только раз в год, на Радоницу, проведать родных на старых деревенских кладбищах, и то всех перепишут: баланс – вошло-вышло – должен совпасть. Чтобы погосты не зарастали бурьяном, за ними ухаживает специальная служба, на что госбюджет Республики Беларусь тратит приличную сумму. Четверть века миновало, но что это в масштабах вечности? Вести хозяйственную деятельность в этом месте в ближайшие 300 лет нельзя.
Родина "Мистера НЕТ"
Сосны редеют, за ними начинается мелколесье, заселившее давно не паханные поля, и, наконец, открывается неезженая дорога – бывшая центральная улица деревни Беседь. Старые яблони указывают: здесь стояли избы. До беды тут было около 70 дворов. Теперь на этом пепелище в полном одиночестве грустит бревенчатый дом. Его хозяева, когда односельчане переезжали (кто добровольно, кто принудительно), уперлись и покидать родных мест не стали. Живут ничего себе, при хозяйстве – упитанные коровы, копны сена. Крынка на штакетник нацеплена, пес без привязи. Стучаться в дверь бесполезно, не откроют.
В нескольких метрах от забора радиометрический прибор показывает 18 микрорентген в час. В Минске, где угрозы никакой, будет примерно 15. Норма. Стало быть, меры избыточны? Нет, нисколько: невидимая опасность в почве, точнее, в верхнем ее слое, где лежат, никуда не исчезая, радионуклиды.
Единственный жилой дом в д.Беседь
На карте Гомельской области деревня Беседь отмечена как нежилая, и товарищей по несчастью в этой части Ветковского района у нее немало. Судьбу соседей разделили и Старые Громыки, родина советского министра иностранных дел, более известного за рубежами СССР как «Мистер «нет». Интересно, помог ли землякам в то лихолетье Андрей Громыко? «Ездили мы к нему, просили… Помог, но не так, как возможно было по его весу. За это мы на него немного в обиде, но столетие отмечали», – объяснил Евгений Чеваньков, председатель Ветковского районного совета депутатов.
Евгений Иванович в этих местах родился и никуда отсюда не переселялся, наоборот, «сам переселял», и родители его тоже уезжать не стали. Сын Александр возглавляет взвод по охране зоны отселения.
Полешука без грибов не бывает
Весна и тут, в юго-восточной части Белоруссии, запаздывает, но лето рано или поздно придет, а с ним – и ягоды, и грибы, да сколько! Полесье – этим все сказано. Беда, но ходить по роскошным лесам с корзинками, кошелками, равно как с удочками и ружьями, нельзя. Таково уж свойство лесных экосистем, что уровень их загрязнения с годами почти не падает – цезий-137 крутится в верхнем слое почвы. Местным жителям, полешукам, хорошо об этом известно, но полешук без грибов – все равно, что баварец без пива с сосиской. Запрещай не запрещай – за грибами пойдет. О радиации он знает? Знает. Но ведь она же не видна!
Люди отказываются бросать хозяйство
«Наберу и несу на санэпидемстанцию. Говорят: грязные. Отдаю жене. Она пять раз варит. Снова несу на проверку. Говорят: вы, видно, где-то в чистом месте собирали. Есть можно, только от тех грибов уж ничего не осталось», – рассказывает один из местных жителей. Здесь людям известно, что, если хорошо мыть, варить, солить, опасности продукт представлять не будет. Ну, почти не будет. Гостям тоже предлагают отведать, только не все к этому готовы.
«Я когда туда еду, соком березовым хотят напоить, грибочками попотчевать. Спасибо, конечно, но экспертов угощать не надо», – комментирует профессор кафедры психологии Обнинского института атомной энергетики Татьяна Мельницкая.
Веками собирали тут чернику и клюкву, отправляясь на промысел всей семьей – и себе на зиму, и на продажу. Теперь что делать? В сезон люди с полными ведрами стоят вдоль дорог. Значит, покупатели находятся. Кстати, не факт, что товар «грязный», все зависит от того, где собирали. Но это уж риск покупателя. Риск продавца – штраф. Если поймают, конечно. Рыбу удить в зоне отселения тоже возбраняется, хотя рыба радионуклидов набирает мало. Зато дичь – совсем наоборот. Она самая «грязная» из всех даров леса, но кто не слышал охотничьих рассказов? Ходили в «тридцатку», а там – хоть руками лови!
Что зверей развелось видимо-невидимо, чистая правда, что ходили – чаще всего байки. Знающие люди говорят, что проникнуть в зону отчуждения, за «колючку» то есть, весьма сложно. Есть даже такой плакат – волк без шкуры и надпись: так будет с каждым браконьером! Это значит, что на первый раз штраф и конфискация орудия промысла, на второй – статья.
Белорусскую мебель в России любят
Приглядевшись, замечаешь вдали штабеля бревен. Странно как-то: грибы собирать не моги, кабанов не стреляй, а лес пилить – пожалуйста? Разве можно вести тут лесное хозяйство? Оказывается, можно, и даже вполне активно, если придерживаться ограничений. Когда 59 населенных пунктов района после радиационной катастрофы перестали быть жилыми, встал вопрос, что делать с 1/3 частью территории, выведенной из хозяйственного оборота? Решили засадить лесом, все равно иначе использовать не получится. Был организован Ветковский спецлесхоз, чья задача – вести работы на загрязненных землях. Тут принцип простой: если загрязнение до 5 кюри на квадратный километр, можно заготавливать деловую древесину без ограничений. К бревну, если снять кору, и вовсе не придерешься. Радиометрический контроль продукции обязателен. Работающие в зоне имеют индивидуальные дозиметры. Набрал дозу – отдыхай. У них вахтовый метод и сокращенный рабочий день.
При загрязнении до 15 кюри на квадратный километр применяются только меры ухода за лесом. А уж если свыше 15 кюри – там только сажать и охранять от пожара.
Страшен ли красный петух?
Кстати, о пожарах. Пару лет назад, в самую жару, красного петуха пустили металлисты – так местные жители называют тех, кто собирает брошенные в зоне железяки. Стали резать чем-то, искра упала на сухую траву. Им бы сразу затушить, но охотники за металлом рукой махнули: болото, само потухнет. Не потухло – налетел ветер, сразу все вокруг занялось, больше ста гектаров леса превратились в черные палки. Может, все прошло бы незаметно, но тут пожар раздула политическая оппозиция. Начальников поснимали, горельник срезали, захоронили. Теперь там молодые посадки.
Так в самом деле, пожары в лесах, накрытых цезием-137 и стронцием-90, представляют серьезную опасность? Прошлым летом, когда полыхало в центре России, только и разговоров было: огонь в брянских лесах – что Чернобыль. «И замучили же меня тогда вопросами! – признается директор Украинского НИИ сельскохозяйственной радиологии Валерий Кашпаров. – Устал объяснять, что опаснее радионуклидов дым».
Доктор биологических наук вообще драматизировать не склонен. Институт, которым он руководит, вопрос изучал подробно, для чего понадобился эксперимент в самом что ни на есть угрожающем месте – зоне отчуждения ЧАЭС (ее еще называют тридцатикилометровкой), прямо возле Припяти, где легли выброшенные из реактора трансурановые элементы.
«Мы специально сжигали зрелый хвойный лес, но катастрофических последствий не обнаружили. Дополнительное загрязнение территории радионуклидами не превышало 0,01 процента уже существующих уровней», – объясняет Валерий Александрович. До этого эксперимент поставила природа: в 2003 году дымный шлейф от горевших в Житомирской области лесов дотягивался до Киева. Результат тот же.
Излагаю сжато: трансурановые элементы, находясь в верхнем слое почвы, растениями усваиваются плохо, и пока не случится огненного шторма (а его даже минувшим летом все же не было), опасаться нечего даже при худших метеоусловиях. Результаты исследований опубликованы в научной периодике, как зарубежной, так и российской, в том числе – журнале «Радиационная гигиена».
Ну хорошо, а дрова? Не получается ли мини-реактора в каждом отдельно взятом сельском доме? И тут, считает В.Кашпаров, страхи преувеличены. На Украине, хотя и есть нормы на стронций в дровах, имеется в виду, что зола пойдет потом на удобрение. Ни в России, ни в Белоруссии таких норм нет. А вот с торфом, вернее, брикетами для отопления, пришлось закончить (до аварии на ЧАЭС здесь велись торфоразработки).
Про масло "Кремлевское"
В городе Ветка (без малого 20 тысяч жителей) дровами почти не топят – есть газ. Районный центр от областного настолько близко, что многие каждый день ездят на работу в Гомель, хотя и в самой Ветке есть чем заняться. Это сельскохозяйственный район, где и пашут, и сеют, и жнут, и коров доят. В личных хозяйствах более шестисот буренок, в общественном секторе – раз в 12 больше. Корм им задают чистый.
«Молоко идет на масло. Его россияне забирают, вешают этикетку «Кремлевское» и продают в Кремле!» – хитро улыбается председатель районного совета депутатов Евгений Чеваньков. Шутки шутками, но они не лишены правды: произведенное здесь – чистое. Радиологический контроль любой продукции (хоть лесной, хоть сельскохозяйственной) хорошо организован и доступен. Хочешь торговать – делай анализ. Бесплатно.
Но почему дары леса еще долго будут под подозрением и ничего поделать с этим нельзя, а в поле и на ферме достигнут значительный прогресс? Короткий ответ такой: потому что в лесу происходит чистый эксперимент, а в сельском хозяйстве применяются защитные меры. Поскольку газета наша называется не «Сельская жизнь», а иначе, ограничусь лишь перечислением: агротехнические приемы, внесение удобрений, замещающих радиоактивные элементы, чистые корма для животных, переработка продукции. Кстати, случалось, что по разным причинам эти правила (их тут называют контрмерами) начинали нарушать. Чудес не бывает: продукция становилась «грязной». Заботиться о ее чистоте придется еще очень долго.
Несколько лет назад здесь очень обиделись на публикацию в одной из российских газет. Заголовок разил наповал: «Белорусское молоко превращает нас в чернобыльцев». Чтобы дремучее невежество не плодило страхи, мешая людям нормально жить, во всех трех странах (Россия, Украина, Белоруссия) действует международная программа ICRIN, что в расшифровке значит «Развитие международной исследовательской и информационной сети по Чернобылю». Программа проводится при поддержке Всемирной организации здравоохранения, Детского фонда ООН, Программы развития ООН и МАГАТЭ. Цель ее – продвигать в массы знания о последствиях аварии на ЧАЭС и помогать людям нормально жизнь.
Не стану обобщать, потому что дальше Ветковского района не ездила, но тут никакой безнадеги в воздухе не разлито. Город содержится в порядке, вдоль дорог чистота, на подворьях мычит, хрюкает и кудахчет. Правда, в лес теперь тут ходят с большой осторожностью.