НА РЕВУ

Иностранный охотничий туризм при сокращении количества охотников, падении спроса на охоту вообще в связи с ее дороговизной, уменьшении доходов от заготовок обесцененной пушнины — единственная, пожалуй, палочка-выручалочка, способная помочь охотхозяйствам держаться на плаву в весьма неспокойном океане рынка.В конце 1980-х с присущей нашему народу колоссальной пробивной энергией и не меньшим в большинстве случаев дилетантизмом имеющие в угодьях хоть какое-то количество трофейных животных охотхозяйства принялись зазывать к себе иностранных охотников, наивно рассуждая: «Главное, чтобы клиент приехал, а там как-нибудь разберемся. База у нас хорошая, большая, теплая, есть печка с лежанкой. А что удобства на улице, так это для иностранца — экзотика. Сала нажарим, самогоночки нальем. Все, как говорится, будет «о’кей!» Чаще всего «о’кей» заканчивался отсутствием трофеев и разочарованием охотников, проделавших огромный путь и затративших довольно большие средства. Во многом причиной этому становилось полное отсутствие понятий того, зачем едет к нам иностранный охотник и как с ним нужно обращаться.

К сожалению, по прошествии почти двух десятков лет продолжаешь сталкиваться с подобным непониманием. Проведя более сотни охоттуров с участием иностранных граждан на различные виды животных, я с горькой усмешкой и до сих пор сохранившимися в душе досадой и стыдом вспоминаю свой первый, самый тяжелый, тур с американцами на оленей.

Говорят: «Умные люди учатся на чужих ошибках». Весьма возможно, то, что я расскажу, поможет читателю, желающему заниматься таким интересным и нужным делом, как организация охот для иностранцев, быть умнее.
1
Все началось со звонка Валеры. Звонок был неожиданным. После окончания факультета охотоведения прошло уже двенадцать лет, в течение которых мы с ним не пересекались ни разу. Валера учился на два курса младше, но знакомы мы были довольно хорошо и неоднократно вместе участвовали в веселых бесшабашных застольях. От общих знакомых я слышал, что он после окончания института долгое время работал в Москве в Главохоте, а сейчас занимается охотничьими хозяйствами военного общества.
– Шура! – весело орал в трубку Валера. – Как там ваша Белоруссия, держится пока? Когда уже войдете в состав Смоленской губернии? Шучу! Как жизнь, как охота?
– Охота пуще неволи, ты же знаешь, Валера! Рад тебя слышать! Как ты?
– Я в порядке, растолстел – не поверишь! Езжу по всей России, охоты буржуям организую. Хочешь поучаствовать?
– Конечно! Что интересует?
– В первую очередь – олень на реву.

Олень в моем охотхозяйстве обитал, но численность его не позволяла проводить охоту. Вот уже несколько лет с ноября по август на утренних и вечерних зорях мы с егерями неоднократно наблюдали этих грациозных, действительно благородных животных. Стада самок с молодняком кормилась на полях и зарастающих вырубках, самцы с красивыми ветвистыми рогами иногда перебегали дорогу перед нашим автомобилем. Но в период гона большая часть оленей откочевывала к местам, куда они и их предки были выпущены во время реакклиматизации – на территории соседнего охотхозяйства, километрах в двадцати от наших границ. Тамошний охотовед, мой хороший друг Андрей только посмеивался над моими попытками сохранить оленей в "своем" хозяйстве: "Чужого оленя развести невозможно!" – неоднократно утверждал он.

Однако я не терял надежды, и даже был уверен, что добьюсь своего. После гона олени возвращались в наши угодья, и численность их с каждым годом становилась все больше.

Связавшись с министерством, я выяснил, в каких хозяйствах имеется лимит добычи оленя, и по телефону переговорил с тамошними охотоведами. Через месяц мы с Валерой объехали лучшие из них и заключили договора. Опыта работы с иностранцами у меня никакого не было, о чем я не преминул сообщить другу.
– Не боись, Шура! С первыми клиентами я поработаю с тобой вместе, а потом и сам все поймешь, – Валера был доволен прошедшими переговорами. – Жди моего звонка.
Еще через месяц он обрадовал меня по телефону:
– Встречай трех американцев! Богатые буржуины! Среди них одна женщина. Смотри, не загуляй! Я не прилечу! Работай сам! Ну, ни пуха!
Последние слова сразили меня на повал. Организовать охоту для американцев, не имея никакого опыта! Да не для каких-то ковбоев, в стетсонах и сапожках со шпорами, ловко бросающих лассо и постоянно жующих жвачку, а для настоящих янки, у которых, как выразился Валера: «Денег, как у дурака фантиков». Однако, делать нечего. Придется работать одному.

…На электронном табло в огромном аэропорту Минск-2 появилось сообщение о посадке нужного мне самолета. Документы на оружие я заранее передал на таможню и теперь ожидал клиентов у выхода в зал. До охотхозяйства нужно было добираться более 300 км, почти на границу с Польшей. Помочь мне согласился друг, который, кроме того, обещал показать гостям Минск, и свозить их в один из ресторанов.

Толпа прибывших пассажиров и встречающих начала редеть и, наконец, в зал выехали тележки с чемоданами, сумками и футлярами для оружия, которые толкали мои клиенты. Первым шел высокий, широкоплечий, лысоватый парень в очках лет тридцати пяти. За ним следовал пожилой янки, с густой пышной копной седых волос. Ему помогала толкать тележку стройная, невысокая, миловидная брюнетка лет тридцати. Замыкал процессию высокий молодой блондин со шрамом на щеке. Все они широко улыбались. Блондин со шрамом оказался переводчиком Сергеем, студентом МГИМО. Он и представил нас друг другу. Седой мужчина (назвать его стариком не поворачивался язык — выглядел он намного моложе своих шестидесяти семи лет) крепко пожал руку: «Питер!». Как потом выяснилось, Питер был владельцем деревообрабатывающей фабрики, миллионером и заядлым охотником, объехавшим почти весь мир. Фотографии его зала с трофеями неоднократно печатались в журнале «Охота и охотничье хозяйство». Молодая женщина, Вирджиния, оказалась его женой. Третьим охотником был друг семьи, Джон, бизнесмен-нефтепромышленник. Осведомившись о самочувствии, я проводил гостей к машине, и они отправились знакомиться с достопримечательностями Минска.
Ближе к вечеру мы добрались до места размещения, которым стал детский санаторий в живописном сосновом бору, словно сошедшем с полотен Шишкина. Быстро перекусив, по просьбе охотников мы выехали в охотугодья. Нас сопровождал местный охотовед Михаил Федорович, невысокий, лет пятидесяти, мужчина.

Проехав по асфальту километров двадцать, наш УАЗик свернул на лесную дорогу. Еще метров через семьсот водитель заглушил двигатель, и мы вышли из машины.
Ветер разогнал надоевшие дождевые тучи, почти две недели горько оплакивавшие ушедшее лето. Заходящее солнце, словно извиняясь за долгое отсутствие, ласкало кроны высоких стройных сосен. Недовольно раскричалась потревоженная сойка, сообщив всему лесу о визите непрошеных гостей. Застенчиво что-то «процикала» синичка-гаичка, перелетавшая с дерева на дерево рядом с нами. Вдали тоскливым заунывным голосом пожаловался на жизнь черный дятел-желна.

Фото В. Фендосенко

С приближением сумерек понемногу начало холодать. Вдруг недалеко, метрах в трехстах, раздался громкий олений рев: – А-у-о-о-о!
Протяжный низкий бас старого быка перешел на прерывистый рев-хрип: – Ох-ох-ох!
В ответ ему заревел еще один бык, правее и ближе, метрах в ста. Судя по голосу, этот был помоложе. Старик снова бросил вызов. Молодой ответил. Позади нас заревел еще один! Слева, метрах в пятистах, еще один! Позади и правее – еще! Левее вдали – еще! Левее и ближе – еще!
Мы словно оказались в центре арены, на которую пришли сразиться за честь дам сразу семь быков. Их рев звучал почти беспрерывно! Американцы стояли буквально ошарашенные. Питер широко и радостно улыбался. Вирджиния в порыве восторга ухватилась за рукав куртки мужа, и, сжимая и теребя его, что-то невнятно бормотала. Только Джон спокойно жевал жвачку и делал вид, что все происходящее для него в порядке вещей. Михаил Федорович с победным видом переводил взгляд с одного на другого и отмечал каждый новый рев оленей взмахом указательного пальца.

Минут через двадцать я потянул его за рукав и прошептал:
– Федорович, подводи Питера к старому быку.
Охотовед кивнул, похлопал американца по плечу и тихонько двинулся в ту сторону, откуда доносился басовитый рев старика. Питер последовал за ним, тяжело ступая в ботинках из толстой кожи. Вирджиния перекрестила спину мужа. Вскоре они скрылись из виду.

Пик рева прошел. Быки подавали голос реже. Старик заревел еще раза четыре и замолк. Мы замерли в ожидании выстрела. Однако минута шла за минутой, а его не было. Начало быстро темнеть. Наконец послышался хруст веток под ногами охотников и на дорогу вышли Федорович и Питер.
– Не смогли подойти, – сокрушенно покачал головой охотовед. – Он, Питер, совсем не может тихо ходить.
– А если попробовать подманить? – предложил я.
– Не умею.
– А кто-нибудь в хозяйстве умеет?
– Никто.
Для меня это было неожиданностью. С такой численностью оленей, более 200 голов, с такой интенсивностью рева не научиться подманивать?!

Мы погрузились в машину и вернулись на базу. За ужином американцы оживленно и довольно переговаривались. Рев оленей, по-видимому, произвел на них огромное впечатление. Переводчик Сергей подтвердил мои предположения. Договорились, что утром Питер и Вирджиния поедут с охотоведом и его племянником, егерем Петром, а Джона поведет другой егерь, Степан. Подъем – в полтретьего.

Поздняя ночь, или раннее утро, кому как нравится, выдалось тихое, ясно-звездное, холодное, или как у нас говорят – «золкое». После чая с бутербродами быстро собрались и ровно в три часа, пожелав друг другу «Ни пуха, ни пера», выехали на двух УАЗах на встречу с оленями.

2
Степан быстро гнал машину по ночному лесу, уверенно выбирая нужную дорогу на многочисленных развилках. За пять лет работы здесь он прекрасно изучил как территорию охотхозяйства, так и его обитателей. Близость всемирно известного заповедника «Беловежская пуща» сказывалась во многом. Большая численность оленя, косули, кабана была обусловлена в первую очередь этим обстоятельством. Не менее важным, и даже может быть определяющим, было почти полное отсутствие браконьерства. До войны эта территория входила в состав Польши, и законопослушность местного населения коренным образом отличалась от полного пренебрежения к законам и нормам, с которым Степан имел дело всего несколько лет назад, когда работал директором элитного охотхозяйства под Минском. Из-за нежелания мириться с таким положением дел, потакать прихотям новоявленных божков, Степан и оказался вдали от столицы.
Однако и здесь все пошло вкривь и вкось. Начав работать охотоведом, он столкнулся с полным отсутствием понимания со стороны руководства, для которого охотхозяйство было своего рода кормушкой, способом решения личных проблем. Вскоре его перевели в старшие егеря, а еще через год и просто в егеря. Не будучи честолюбивым от природы, Степан с усмешкой воспринимал эти удары судьбы, снимая нервное напряжение в лесу, в котором проводил большую часть суток.
Он изучил практически каждую тропку, лазы зверя, места его кормежек и дневок, гона и выведения молодняка.

Естественно, обладая такими знаниями, Степан проводил любые охоты со стопроцентной гарантией успеха. Вот и сегодня он нисколько не сомневался, что подведет американца к ревущему быку. Степан искоса взглянул на клиента. Джон невозмутимо жевал жвачку и смотрел в окно, одной рукой ухватившись за ручку автомобиля, другой придерживая карабин. Неравнодушный к оружию, Степан с завистью посмотрел на «Блайзер» американца. Строгость и продуманность конструкции вселяла уважение и веру в надежность. «Живут же люди, – подумал Степан. – Ездят по всему миру, охотятся. Оружие дорогое покупают. Одна оптика стоит три тысячи долларов. При моей зарплате в тридцать долларов на нее нужно работать почти восемь лет, при этом питаться воздухом и жить в шалаше».

Вот и Глухая падь. Степан свернул с дороги и заглушил двигатель.
– Летц гоу, Джон! – блеснул он знаниями, не зря же столько лет в школе и институте английский учил.
– О’кей, Степан! – улыбнулся американец.
Недалеко от Глухой пади, на зарастающей вырубке, собрал и охранял гарем из семи оленух здоровенный бык с прекрасными рогами. Степан несколько раз подкрадывался к нему на расстояние метров пятьдесят и любовался мощным, красивым животным. Его рев Степан узнавал с большого расстояния и не путал с голосами других оленей, которых на территории его обхода ревело семь. Иногда они сходились на какой-нибудь поляне в турнирной схватке, и тогда костяной стук сшибающихся рогов и злобный рык, переходящий в хрип возбужденных близостью самок оленей, разносился в тишине глухого леса, обитатели которого замолкали, и с восхищением, как думалось Степану, наблюдали за происходящим действом, как и он сам, завороженный мощью быков и древней, дикой красотой турнира.

– А-у-о-о! – пронеслось над ночным лесом.
– Наш! – показал рукой Степан. – Ауаз, – добавил на английском.
– О’кей! – понял Джон.
– Окей-хоккей, – пробурчал Степан. – Ты мне только не подшуми зверя, и
все будет о’кей.
– А-у-о-о! – снова подал голос олень, вызывая на бой соперника.
– А-у-о-о! – раздалось правее и дальше.
Вызов принят!

По голосу и направлению, откуда прозвучал рев, Степан определил, что ответил тоже знакомый бык, размером ненамного меньше первого, достойный соперник. Он прозвал его Рыжим, за своеобразный, более светлый окрас. Но схватки не будет, у обоих сформированные гаремы из самок, которые быки не решатся оставить без присмотра. Рядом с каждым гаремом крутятся молодые, еще не набравшие силы для честного боя бычки, так и норовящие воспользоваться любой отлучкой хозяина, чтобы урвать свой кусочек любви.
– А-у-о-о! – раздалось правее и дальше. Третий!
– А-у-о-о! – Четвертый!

Под рев оленя Степан быстро подходил к раззадоренному соперниками быку. Идти было не сложно, голос тот подавал часто. Технология проста: ревет – идешь, молчит – стоишь, выбираешь, куда дальше ногу ставить, чтобы поменьше валежника, заросли пореже, но не чистины, их обойти, направление ветра прикидываешь. Что-то подобное происходит на глухарином току, когда ступают под то колено в песне, когда глухарь ничего не слышит.
К его удивлению, несмотря на внушительные габариты, американец двигался за ним довольно тихо. Степан отчетливо слышал лишь частое от волнения дыхание Джона.

Уже было достаточно светло для уверенного выстрела. Вот до быка осталось метров сто. Девяносто! Восемьдесят! Слышен треск веток под тяжелыми копытами. Легкий ветерок уносил запах охотников в сторону. Вдруг, справа раздался легкий топот копыт и среди деревьев замелькали силуэты убегающих оленух. «Проглядел! – разозлился на себя Степан. – Охотничек! По сторонам нужно смотреть!». Отбежав метров сто, самки остановились. Их изящные силуэты были видны среди стволов сосен. Головы были повернуты в сторону охотников. Через некоторое время они успокоились и принялись кормиться.

Настороженный бегством самок бык замолчал. Джон вопросительно посмотрел на егеря.
– Не боись, – пробурчал себе под нос Степан. – Еще не вечер.
Для Джона изобразил улыбку и приложил палец к губам, стой, мол, тихо. Осторожно достал из рюкзака свитую из бересты трубу, отвернулся и, поднеся ее ко рту, тихо проворчал:
– А-у.
Ответа не последовало. Выждав с минуту, повторил зов:
– А-у.
Когда не было нужды в добыче зверя, Степан оттачивал мастерство вабильщика на молодых оленях, раззадоривая их протяжным ревом, с заключительным «охканьем». Со старыми быками такой номер не проходит, они мгновенно распознают малейшую фальшь, и манить их нужно очень коротко, басовито и не громко.
– А-у, – снова провабил Степан минут через пять.
– А-у-о-о! Ох-ох-ох-ох! – проревел бык, и Степан с победным видом посмотрел на американца. Джон сомкнул баранкой большой и указательный пальцы и улыбнулся: О-кей!

Голос больше Степан не подавал, лишь пару раз громко, словно крупный зверь, сломал сапогом лежащие на земле сухие сучья деревьев. Проревев еще раз, бык двинулся в сторону охотников. Степан внимательно рассматривал ближайшие заросли в бинокль.
– Ага, вот и ты, дружок! – красноватый силуэт оленя показался между стволами сосен метрах в семидесяти. Степан хотел указать американцу на зверя, однако, обернувшись, увидел, что тот уже разглядывает быка в оптику прицела. Олень стоял прямо перед ними. Лучи взошедшего солнца осветили прекрасные рога с хорошо развитой короной. "Красавец! " – в очередной раз восхитился Степан.
Джон, приложив карабин к стволу дерева, тщательно выцеливал быка. Эхо выстрела заметалось в верхушках деревьев. На таком расстоянии у оленя не было никаких шансов.

Наша группа приехала на то же место, где была вчера вечером. Федорович с Питером и Сергеем отправились в одну сторону, а мы с Петей и Вирджинией – в другую. Егерь был довольно молод, лет двадцати. Одет он был в черную лесниковскую шинель, армейский костюм и кирзовые сапоги. Пройдя за ним метров сто, я отчетливо унюхал резкий запах дегтя, которым были обильно смазаны головки сапог. Шел он громко, не таясь, словно вышел не на охоту за чутким зверем, а на прогулку.
Начало светать, а мы не слышали ни одного животного. Такого поворота я не ожидал.

Наконец, уже при свете дня мы услышали рев оленя на краю сплошной вырубки, справа от направления нашего движения. По голосу это был молодой бычок. Петя махнул Вирджинии рукой в ту сторону и двинулся на звук рева. Его черная шинель настолько абсурдно смотрелась на фоне желто-коричневой листвы и бурой пожухлой травы, что я не выдержал, догнал Петю и поменял его одежку на свою камуфляжную куртку. Сапоги у нас оказались разного размера, и глухой топот кирзачей больно отдавался в моих ушах, пока егерь с охотницей не скрылись вдали.
Бычок проревел еще раза три и замолк. «Подшумели», – понял я. Так и оказалось. Двинулись дальше. Где-то далеко, на пределе слышимости, раздался выстрел.
– Степан, – сплюнул Петя. – Это он в ту сторону поехал.
Видно было, что он не доволен.

Через час неторопливой ходьбы по широким квартальным просекам заметили среди зарослей подлеска силуэты убегающих самок. Где-то возле этого гарема наверняка был и бык, но мы его не видели. На обратной дороге, когда стало ясно, что утром удача от нас отвернулась, я расспросил Петю, охотился ли он на оленей на реву.
– На реву мы не охотимся, – лениво ответил егерь.
– Почему?
– А в это время мясо невкусное, воняет, гон.
– А как же вы оленей добываете?
– Загонами, по снегу. Только один Степан на реву бьет. Но мой дядька его скоро выгонит. Слишком о себе воображает. Он же раньше охотоведом был, да с директором много спорил, вот и перевели в егеря. Все равно не унимается, больше других надо.

В голосе егеря звучала какая-то непонятная злость, и я решил сменить тему разговора:
– Что же ты черную шинель и кирзачи на оленя одел?
– А мне другого не дали. Что я, свое буду на работу носить?
Обескураженный таким ответом, я умолк и шел молча до самой машины.

Питер и охотовед уже были возле УАЗа. Они слышали и видели не намного больше нашего. Пробовали подходить к двум быкам, но неудачно.
Приехав на базу, мы узнали, что Джон подстрелил оленя. Он ходил такой же невозмутимый, как и всегда, как будто и не сомневался в своем успехе. Отрубленная голова с рогами лежала в холодном подсобном помещении. Это был великолепный трофей, с мощными симметричными темно-коричневыми рогами, толстыми розетками, длинными, с белыми концами отростками и хорошо развитой короной. Питер и Вирджиния долго поздравляли Джона, расспрашивали, как прошла охота, с восхищением и завистью разглядывали рога, обсуждая между собой их достоинства.

После дневного сна и хорошо приготовленного обеда Питер подошел ко мне и сказал, что хочет охотиться со Степаном. Мне было неприятно сообщать это решение охотоведу, но я уже знал главное правило при охоте с иностранцами: «Клиент всегда прав». Услышав просьбу Питера, Федорович поначалу пытался возражать, но потом согласился.
Вечерняя охота прошла неудачно. Погода испортилась, поднялся сильный ветер, небо затянуло тяжелыми темными тучами, временами прорывался мелкий осенний дождь. Олени ревели вяло, редко и быстро замолкли. Все попытки подойти не увенчались успехом.

4
Поднявшись утром, мы были приятно удивлены. Ветер стих, небо снова было звездное, под ногами похрустывал ледок на лужицах. В три часа Степан забрал Питера и уехал. Мы с Вирджинией и Сергеем остались ждать вторую машину. Прошло пятнадцать минут, двадцать, тридцать, а ее все не было. Вирджиния махнула рукой и, ничего не сказав, ушла в дом. От стыда и злости меня трясло. До появления мобильных телефонов оставалось еще почти десять лет, поэтому я мог только гадать, что приключилось с машиной. Водитель ночевал в сорока километрах от базы. Чутко вслушиваясь в тишину ночи, мы с надеждой посматривали на пригорок, из-за которого должен был появиться свет фар. Свет, как известно, летит быстрее звука, но и его не было.

УАЗ приехал в десять минут пятого!
– В чем дело, Федорович?
– Колесо пробили!
– Охота срывается, давай быстрей, поехали!
– Сейчас, только водитель бензина подольет!
– Какой бензин, Федорович, ехать надо!
– Без бензина не поедешь!
– Почему вечером не подлил?
– Очень хотелось спать!
– Американцы спят столько же, сколько и вы!
– Ну и что! Приехали к нам, пускай привыкают, это не у них, в Америке!
От этого искаженного патриотизма и полного отсутствия ответственности хотелось завыть волком. Поехали на прежнее место. " Лучше, чем там, – нет," – пояснил Федорович на мой вопрос.

Олени ревели активно, хотя их было меньше. С одного места мы слышали лишь трех быков.
Все попытки Федоровича подвести Вирджинию не удались. Сказывалось отсутствие опыта таких охот. Вернулись на базу ни с чем.

Питер со Степаном добыли оленя. Погрузить тушу вдвоем они не смогли, а отрезать голову Питер не захотел, решил забрать всю шкуру целиком, для изготовления чучела быка. Он остался у оленя, а Степан приехал за помощью.
Услышав, что Питер добыл оленя, Федорович буквально почернел от зависти. Он начал излишне резко командовать, разговаривал отрывисто, неприязненно, словно стараясь показать, кто начальник, и этим компенсировать свою несостоятельность.
Через час мы были на месте удачной охоты. Олень лежал на стыке соснового бора и зарастающей осиной и березой небольшой, площадью с гектар, вырубке. Питер не скрывал своей радости. Он расцеловал Вирджинию и долго с удовольствием рассказывал и показывал, как проходила охота. Стрелял Питер метров с семидесяти, зверь лег сразу же. Единственное, что немного огорчало американца, было повреждение конца одного из отростков на короне правого рога. Сами рога, довольно симметричные, были несколько легче и меньше по размерам, чем трофей Джона.
Однако было видно, что Питер очень доволен. Он с восхищением рассказывал об искусстве и профессионализме Степана и заявил, что завтра Вирджиния поедет на охоту только с ним. Узнав об утреннем инциденте с опоздавшей машиной, он сдержанно, но довольно строго высказал мне и охотоведу свое недовольство. Оставалось только молча выслушать справедливые замечания и заверить, что такое не повторится.

Последнее охотничье утро встретило нас легким морозцем со звездным небом и принесло очередную удачу: Вирджиния, ведомая Степаном, подстрелила молодого оленя. И хотя рожки оказались небольшими, ее радости не было предела. В эти дни я привык видеть американку доброжелательно-сдержанной, невозмутимой, а сейчас она прямо светилась от счастья. Довольны были и мы. Тур удался, все клиенты добыли по трофею, и те недочеты в организации, которые нами были допущены, как-то померкли на фоне проявленной благосклонности со стороны богини охоты Дианы.

За вечерним прощальным ужином собрались все участники охоты. Почему-то не было главного героя – Степана. На мой вопрос внятного объяснения Федорович не дал. Отсутствие егеря, конечно же, отметили и американцы, которые также поинтересовались, почему нет «Стефана». Охотовед сослался на его семейные проблемы. Было видно, что ему неприятно такое внимание к подчиненному. Произнося тост, Питер снова с восхищением отозвался о профессионализме Степана и предложил поднять бокалы за его здоровье, а когда все выпили, попросил завтра, по дороге в аэропорт, обязательно заехать к нему домой, чтобы поблагодарить.

Вечер прошел весело и непринужденно. Вспоминали прошедшие дни и другие охоты. Питер показал свой фотоальбом, в котором были собраны снимки трофеев, добытых им во время поездок по всему миру. В ошеломляющей коллекции были представлены рога всех видов диких баранов, живущих на нашей планете, а также рога антилоп, козлов, оленей, чучела львов, леопардов, крокодилов, зебр, гепарда, множества птиц, головы слонов, носорогов, буйволов и других экзотических животных.
О каждом трофее он мог рассказать захватывающую историю. Было приятно, что теперь среди них будут и наши белорусские олени, чьи рога сейчас стояли на отдельном столике в углу зала. По предложению американцев провели маленький конкурс со ставкой в десять долларов. Нужно было на глаз определить вес добытых трофеев. Победителями оказались я и переводчик Сергей. Рога оленя, добытого Джоном, весили девять килограмм двести грамм. Трофей Питера был полегче – семь восемьсот. Добыча Вирджинии еще вываривалась. Я думал, что рога завесят не больше пяти с половиной килограмм. Так оно и оказалось. К моему удивлению, по окончании ужина американцы вручили нам с Сергеем выигрыш в этом шутливом споре.

5
…Самолет из Минска вылетал в полседьмого вечера, и выезжать договорились в десять утра, путь предстоял не близкий.
Каково же было наше удивление, когда машины не приехали ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов!
Удивление быстро сменилось негодованием, а затем перешло в гнев. Американцы смотрели на меня, как на врага. Телефона на базе не было, и мы с помогавшим мне другом Николаем на его машине добрались до ближайшего отделения связи, которое находилось километрах в десяти. Из разговора по телефону с директором охотхозяйства выяснилось, что машины ушли еще в девять часов. Я терялся в догадках и был на грани нервного срыва. Вернулись на базу. Машин не было! Ко мне подошел переводчик и сообщил, что назревает международный скандал. Если машин в ближайшие полчаса не будет, Питер намеревается звонить Президенту.
– Соединенных Штатов? – у меня еще хватило юмора задать вопрос.
– Белоруссии!
– Слава Богу, ядерного удара не будет! Серега, что-нибудь придумаем, успокой янки.
Но что придумать, я не знал.

Через пять минут подъехали два автомобиля: «Жигули» пятой модели и…УАЗ!!! До аэропорта – триста километров!
Из УАЗика неторопливо и даже вальяжно выбрался Федорович и с улыбкой двинулся в нашу сторону. Каково же было его удивление, сменившееся ужасом, когда к нему подбежал Сергей и, схватив за воротник куртки, с нечленораздельным ревом начал трясти. Если бы не я, Сергей избил бы незадачливого охотоведа.
Как потом выяснилось, Федорович с водителями решили, что успеют, если выедут в двенадцать, и занимались своими личными проблемами.
Суетливо начали грузиться. Понимая, что везти американцев в аэропорт на УАЗике будет сродни преступлению, я отдал в их распоряжение «Фольксваген» Николая, а сам решил ехать на вездеходе.

К концу загрузки ко мне подошел Сергей и сказал, что американцы хотят видеть Степана. Федорович замотал головой:
– Это не по пути, не успеем на самолет.
– Питер просил передать, что, не повидав егеря, они не поедут!
Нужно было видеть удивление, и радость Степана, и искреннее проявление благодарности со стороны американцев. Они крепко обнимали егеря, а Вирджиния расцеловала его в губы. На прощание Питер раскрыл ладонь Степана и вложил в нее три бумажки по сто долларов. Это был почти годовой заработок егеря!

На самолет мы опоздали! Для меня это была катастрофа. От нервного потрясения в голове было пусто, а тело сотрясала постоянная дрожь. Не доезжая двадцати километров до аэропорта, УАЗ «умер», и мы с Федоровичем шли пешком. Хорошо, что трофеи я возле дома Степана перегрузил на крышу «Фольксвагена», в багажнике места не было.
Войдя в бар аэропорта, я заметил стоящих у стойки американцев. Питер и Джон даже не посмотрели в мою сторону. Проявив женскую жалость и участие, подошла лишь Вирджиния.
Выпив кофе, я вернулся в машину к Николаю. Ворочаясь на сиденье в тесном салоне автомобиля, бессонную ночь я анализировал свои ошибки. И хотя все недочеты произошли не по моей прямой вине, предусмотреть человеческую глупость и безответственность, как и исправить их, не всегда возможно, я понимал, что оценивается конечный результат. А аутфиттер, организатор, которым я являлся, в ответе за него.

Утром, помахав рукой вслед уносящему американцев самолету, я позвонил Валере и убитым голосом доложил о провале тура.
– Подожди, Шура, какой провал? – недоуменно спросил он. – Клиенты отстрелялись?
– Да, все взяли по оленю, но понимаешь, на самолет опоздали.
– У них билеты были взяты заранее?
– Нет.
– Ну, так о чем горюешь, дружище! Все о’кей! Я разберусь, главное, что охота удалась! Молоток! Теперь жди группу испанцев. Эти на самолет не опоздают – на своем прилетят! Ты, главное, оленей приготовь!

Слова Валеры несколько приободрили и успокоили меня, но этот урок я усвоил на всю жизнь.
И теперь, готовя охотничий тур, стараюсь учесть каждую мелочь и уж тем более – человеческую глупость!