ГЛУХАРИ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

В этом году исполняется 150 лет со дня рождения знаменитого писателя начала ХХ века Александра Куприна. Он оставил немало произведений, посвященных рыболовам, собакам, лошадям. Про охоту писал меньше, хотя сам периодически с вдохновением отдавался этой страсти. И особенно он ценил охоту на глухариных токах. Охотники и литературные критики не устают повторять о достоинствах небольшого очерка «На глухарей», который он написал после пребывания на Полесье. Привлекали его и другие охоты, и каждая из них обогащала писателя новыми впечатлениями и наблюдениями. Всё это он мастерски использовал в своем творчестве, которое, несомненно, понятно и привлекательно для охотников. 

Есть у Александра Ивановича рассказ «Вальдшнепы», где он тонко подметил некоторые особенности охоты на тяге. Хотя бы поведение собаки, которая и после перерыва величиной в год хорошо понимает, чего надо ждать и что произойдет в весеннем лесу, когда приблизятся сумерки. 

«Я пристально гляжу на собаку, как красив в эту минуту гладкий, белый, сильный, весь дрожащий пойнтер! Его нетерпеливая морда обращена на северо-восток. Каждый мускул его напряжен изо всей силы. Я знаю, что ему хочется визгом известить меня, тугоухого: уж близко вальдшнеп. Но на охоте есть суровый закон, строго запрещающий в охоте на дичь и людям, и собакам всякие звуки и слова, не идущие к делу; и Джон молчит, содрогаясь всеми мускулами тела». 

Заодно Александр Иванович рассказывает, что Джон обладает «чудеснейшим верхним чутьем, на охоте строг и неутомим». Правда, есть у него порок, из-за которого его не только нельзя причислить к славному племени красиво работающих легавых, но и на охоту не хочется брать. Он неравнодушен к зайцам, и если почует зверька, «только его и видели, вернется домой к вечеру…». 

В рассказе, написанном намного позже того вечера, писатель утверждает, что «убил за эту тягу двенадцать вальдшнепов». А Джон остался недоволен, что прекратил хозяин охоту, когда «самый лёт пошел». 

Есть и более объективные свидетельства охотничьих успехов Куприна в то время, когда он в первом десятилетии ХХ века неоднократно приезжал в имение друга Даниловское на Новгородчине. Они сохранились в его письмах: 

«На охоте у Стромилова мы убили 8 зайцев; из них я трех русаков. Лосей не было благодаря ужасной погоде… Волков теперь пропасть. Мы положили за садом стерву и уже видим следы. Попробуем бить из засады. Множество белых куропаток…» 

И всё же больше всего Куприна привлекали своей древней таинственностью и величием глухари. Они в дополнение к другим, более известным его героям тоже прославили автора. Правда, зоологи должны были честно признать, что объяснение Куприным временной глухоты поющей птицы не соответствует действительности, как и то, что «точение», напоминающее звук движения ножа по точилу, получается вовсе не потому, что глухарь «в диком любовном экстазе трет одной челюстью о другую, ожесточенно скрежещет ими и забывает в эти мгновения об опасности». Но такая ошибка простительна: в то время и ученые не могли более или менее внятно объяснить странный голос глухаря. 

Важно, что писатель просто и вместе с тем образно и ярко, если так можно выразиться, описал темную мартовскую ночь, своего спутника Трофима, от предков знающего необычную особенность древней птицы, и самого глухаря — виновника превращения пустого, холодного и темного, залитого водой леса прямо-таки в сказочный уголок земли. Важно и то, что писатель очень высоко оценил охоту на глухаря и всю обстановку, связанную с его любовной песней. Впрочем, равнодушный человек не смог бы создать такой шедевр. 

«Я не могу себе представить, какие ощущения в мире могут сравниться с тем, что испытываешь на глухариной охоте. В ней так много неожиданного, волнующего, таинственного, трудного и прелестного, что этих впечатлений не забудешь никогда в жизни.» 

Нетерпеливым, неазартным охотникам не помешает запомнить, что при подходе к токующему глухарю может случиться всякое — успех придет к тому, кто, подобно автору, обладает изрядной выдержкой. 

«Один раз, вытаскивая ноги из болота, я не удержал равновесия и, пробив телом тонкий лед, упал ничком прямо в вязкую и холодную гущу. Однако у меня хватило мужества лежать в таком неудобном положении, чтобы не всполошить глухаря». Рассказал он и о хитрости своего сопровождающего. Жадноватый до добычи Трофим умудрился застрелить глухаря под песню другого петуха, токующего неподалеку, и тем самым не спугнуть его, а затем и добыть. На току Александр Иванович побывал, когда после долгих лет учебы в закрытом учебном военном заведении, службы в пехотном полку и репортерской работы некоторое время жил в Ровенском уезде и много времени посвящал скитаниям и охоте. И позднее он не забывал глухарей, специально приезжал к сестре, живущей возле Коломны, где в больших лесах Зарайского уезда они водились в больших количествах, и уехал досрочно назад, когда узнал, что на тока он уже опоздал. А как скороговоркой он говорил Ивану Бунину: «Жил и охотился в Полесье — никто даже себе и представить не может, что такое охота на глухарей перед рассветом! » В ту пору их молодости, расцвета сил Бунин любовался своим другом: «Сколько в нем было когда-то этого звериного — чего стоит одно обоняние, которым он отличался в совершенно необыкновенной степени!» 

В то же время тонкий психолог, великий знаток людей Бунин отмечал в нем «много мальчишеской веселости и того милого однообразия, с которым он всё изъяснялся в своей постоянной любви к собакам, к рыбакам…». 

Собак автор «Белого пуделя» не только любил, они привлекали его, как люди, своими характерами, поступками, едва ли не мыслями. Он даже готовил материалы для будущей книги «Друзья человека». И среди описанных им четвероногих друзей преобладали собаки охотничьих пород. Восторженно рассказывает он о Ральфе, рыжем кобеле «из породы ирландских сеттеров». Еще бы, его хозяин не командовал, просто говорил «ровным, чистым человеческим голосом… неизменно на вы», и этот «гениальный» пес приносил любую названную хозяином вещь. С кожаной сумкой, деньгами и запиской ходил Ральф в лавки за покупками и прославился как сыскной работник, приведя полицейских в притон, куда скрылся укравший бриллиантовое колье вор. Конечно, Куприн увлекался, когда приписывал всем представителям собачьего мира необыкновенные качества, заставлявшие их даже не вызывать «на драку» умного и занятого кобеля, но как приятно слышать такие трогательные слова от бывалого, сурового, порой сердитого человека: 

«У этого милого и умного народа, у собак, есть свои непреложные законы, в числе коих, между прочим, говорится: «Когда человек работает вместе с тобой, считай это за честь и помогай ему, насколько хватит твоих сил, а работающей собаке никогда не мешай». 

Точно так же Куприн боготворил лошадей и старался раскрыть их «внутреннюю жизнь», что ему в какой-то мере и удалось в рассказе «Изумруд». Литературоведы подсчитали, что он «написал тридцать рассказов, целиком посвященных описанию кошек, собак, слонов, обезьян, лошадей, птиц». 

Показательно, что при всей своей любви к животным Куприн трезво смотрел на жизнь природы с ее суровыми законами, в которые волей-неволей приходится вмешиваться человеку. И тогда уже остро стояла проблема безнадзорных собак. Куприн прекрасно понимал, что этому побочному порождению человеческой цивилизации нет места в мире людей, одомашненных и диких животных: 

«Чужих собак, убедительно прошу, палите из ружья почем зря. Завели мы порядочную охоту — обидно, если опять псов перекусают бешеные собаки». 

Так писал он своему другу, бывшему моряку Арапову, вместе с которым часто охотился в Даниловском. Памятны были ему эти края. Еще задолго до длительного расставания с Родиной, отдыхая в Ницце, он с тоской вспоминал речку Ижину и всё с ней связанное: «Завидую тебе, Ижина, болота, собаки, охота, русская речь, свободная одежда, тихие зори, липы, сладкий сон в тишине, в своем доме! Ах, ах, ах… Ой, как хочу в Россию!» 

В нескольких произведениях Куприна упоминается лесничий — то родственник, то просто хороший знакомый, с которым ему приходилось бывать «раз пятнадцать на медвежьих, лисьих и волчьих облавах и на охотах с гончими». Это был муж сестры Куприна Станислав Генрихович Нат — «страстный и отважный охотник», который, по утверждению писателя, «был прекрасным стрелком и однажды при мне свалил рысь с верхушки дерева выстрелом из штуцера на расстоянии более трехсот шагов». Благодаря этому «следопыту и исследователю» писатель имел возможность забираться в самые глухие лесные уголки, встречаться с мужичками-полесовщиками, учиться у них премудростям выслеживания диких животных. 

И всё же при всей его любви к лесу и животным Куприна трудно назвать увлеченным охотником. Это же подтверждает один из исследователей его творчества Б. Киселев: «Но заправским охотником он не был, и когда съезжались к нему местные охотники из интеллигенции, привлеченные в особенности его рассказом об охоте «На глухарей», то несколько разочаровывались, называя его простым аматером (любителем). И действительно, не сама охота интересовала Куприна, а ощущения во время охоты, полет птиц, бег зверей, переживания охотников». 

Писатель хорошо понимал и этих людей, и их переживания. За что они благодарны ему, восславившему охоту и ее поклонников.