04/06/2011
0Ещё один отличный фотоочерк с белорусского сайта "Дикая природа". М.П.
Едва покажутся первые проталины на полях, я начинаю думать о глухарином токе. Пять лет назад, побывав на хорошем и не расстрелянном охотниками токе в Витебском районе, становишься «зависимым», как любит говорить Володя Шарепо, подсевшим на глухариную «иглу». И трудно что-либо с собой сделать, когда все мысли крутятся только вокруг этой темы Хотя прекрасно понимаю, что лучшее лекарство – это посещение и созерцание самого таинства глухариного тока…
Не стала исключением и эта весна, хотя поначалу Володя не планировал в этом году наведываться туда – хотел дать своеобразный отдых этому месту от нашего вторжения с фотоаппаратами. Даже шалаши не получилось подновить, что делалось за пару недель до фотосъемки в течение более пяти лет.
Переговорив по телефону, я все же принимаю решение ехать на ток, планируя, что шалаши подновлю непосредственно на месте. Мое желание Володя с восторгом не воспринял, однако отказать другу он уже не мог.
Дорога для моей машины остановилась в четырех километрах от тока. Дальше пешком. Загружаю полный рюкзак всем необходимым – и вперед.
Сразу поразило обилие снега в лесу. Даже на сплошных вырубках он лежал почти сплошным ковром, сильно просевшим за последнюю неделю от весеннего солнышка.
А в ельниках толщина покрова составляла около 20 см. По дороге был накатан лесовозами такой ледник, что лежать ему еще минимум недели две. Перед выездом тщательно изучил погоду в интернете, чтобы не съездить зря в такую дальнюю дорогу. Все прогнозы обещали, что завтра и послезавтра утренники будут прекрасны, с легким морозцем и чистым солнышком. Любимая погода для токования глухарей, да и сроки подошли самые оптимальные…
Половину пути до свежей вырубки прошел на одном дыхании, а вот дальше пришлось идти по целине. Пару лет назад в забытой богом лесной деревушке жили дед с бабкой, так хоть они какой-то след на гравейке раз в неделю оставляли, идя на встречу автолавке за хлебом. А их не стало, некому больше по дорожке ходить, кроме медведей да лосей.
С такими воспоминаниями я шаг за шагом приближался к цели. Местами низины заполнились большими лужами с талой водой, и где-то под снегом в знакомом месте по-весеннему журчал ручей, скрытый от глаз потемневшим одеялом снега.
На месте бивака тоже лежал снег, хоть это и был южный склон. Времени на костер не было, и, быстро поставив воду на примус, я переоделся в сухое белье. Теперь часть вещей остается в лагере, и я налегке иду к шалашу. По дороге обрезаю ветки у сломанной ветром ели и, взяв все в охапку, медленно передвигаюсь, чтоб сильно не потеть, по верховому болоту. Не доходя до шалаша метров 100, вижу на ветке сосны сидящего глухаря, с удивлением смотрящего на меня. До него метров 30, но он не улетает, так как просто не может понять , что это за объект перед ним, с горбом на спине и пышным веером еловых веток. Опустив медленно ветки на мох, пытаюсь сделать пару кадров чисто ради фиксации факта по времени, и только после этого глухарь снимается и улетает, продержавшись в визуальном контакте с человеком не менее минуты. Да, редчайший случай для такой осторожной птицы, тем более, на току. Теперь 19.30, через полчаса должны начать слетаться на ночевку глухари, и я тороплюсь к центральному шалашу. Подновив его еловыми лапками, забираюсь внутрь и, расстелив спальник на коврике, уложенном на бревенчатом настиле, побыстрее забираюсь в него. Любое тепло необходимо стараться сохранить подольше, когда приходится ночевать в болоте. Вытягиваюсь в полный рост и, накрывшись сверху бушлатом, жду прилета.
В 20.20 вдалеке показался первый глухарь и с шумом уселся, за ним почти сразу второй и третий. Я загибаю пальцы на руке, считая количество подлетов. По прилету все глухари издают характерное «крэканье», извещающее о его визите на ток и занятости территории. Иногда ему отвечают ближайшие соседи, словно охотники с соседнего номера, известившие о своем местонахождении: «Я здесь».
Вдруг совсем рядом на вершинку небольшой сосенки с громким хлопаньем садится глухарь. Одного поворота головы мне как раз достаточно, чтобы видеть его. Он никак не может усесться на тонких вершинных ветвях, перебирая ногами одну ветку за другой. Осторожно беру фотоаппарат и сквозь ветки делаю пару кадров.
Но глухарю не понравилось это дерево, а, может, и свежие ветки моего шалаша, и он, снявшись, перелетает на соседнее в тридцати метрах, успокоившись там почти сразу. К девяти вечера все стихло, все уселись на ночевку. На небе появилась полная луна. Всех прилетов восемнадцать! Да, это очень хорошая новость! Часть посадок была с перелетом, когда глухарь снимался на другое место, дважды создавая шум крыльями. Значит, двенадцать-тринадцать точно уселось на ночевку. Помечтав о завтрашних глухариных баталиях и изрядно устав за день, я быстро уснул.
Проснулся часа в три. Холод пробрался в старенький спальник и подморозил ноги. Пришлось лежа сделать несколько согревающих упражнений по сгибанию и разгибанию ног, попил горячего чаю из термоса. От полной луны было светло, как днем. Прислушался, не поет ли где на дереве мошник? В некоторых материалах о них я читал, что иногда в разгар токования отдельные особи могут петь всю ночь напролет. Но нет, тишина, видно, время еще не пришло. Прошел час с небольшим. Слышу, недалеко на дереве начал петь глухарь. Робко так, словно кого-то боясь разбудить, тэк-тэк-тэк.
Постепенно песня стала повторяться все чаще и уверенней, появилось второе колено – точение. Мне оно больше напоминает звук, словно трясешь в руке неполным спичечным коробком. На часах 4.20. Вскоре ему отозвался другой участник ночного концерта, третий. За каких-то десять минут все болото вокруг меня ожило от глухариного щелканья и точения. Подниматься еще рано, и, лежа под теплым бушлатом, вслушивался в эти звуки с величайшим удовольствием и трепетом! Радостно на душе от того, что есть у нас такие места, где происходит токование этих таинственных и древних птиц, современников эпохи динозавров – глухарей, и я нахожусь рядом с ними.
Через минут пятнадцать протянул первый утренний вальдшнеп. В дальнейшем я также наблюдал эту тенденцию, что глухари начинают петь всегда раньше вальдшнепа. В пять часов ночные сумерки рассеялись, и первый глухарь с шумом спустился на землю. В это же время вдали заквохкала глухарка. Петух подпрыгнул на месте и вовсю запел, чередуя колено песни одно за другим. С соседних деревьев стали спускаться другие петухи, занимая каждый свой определенный участок. Около шести часов наступило затишье, словно все, сговорившись, отправились на перекур. Я медленно поднялся и не вылезая из спальника, встал на коленки и осмотрелся. Вокруг меня все болото побелело от мороза. Чуть позднее, когда покидал шалаш, в луже толщина льда составляла 1 см, и это за ночь. Значит, мороз был 3-5 градусов. Вот почему ноги-то и подмерзли…
В одну из бойниц увидел петуха. Он находился от меня метрах в 25-30 и прислушивался. По всему току виднелись небольшие пятна оставшегося снега. Ни один год нам не удавалось застать снег на току, и воображение довольно живо стало рисовать картинки с птицами именно на нем. Вот на таком бугорке и стоял глухарь, словно дирижер перед началом концерта на своем пульте, готовящийся вот-вот взмахнуть волшебной палочкой и начать утренний концерт. Затянувшаяся пауза вскоре закончилась, и петухи запели на своих местах. Пятно снега с ближайшим глухарем растянулось длинной кляксой метров на семь в длину и метр в ширину. Ночной мороз крепко сковал этот пьедестал, позволяя глухарю казаться более высоким на нем и самое главное – видеть и быть видимым издалека для глухарей и глухарок. Он все утро по нем расхаживал и исполнял песни.
Но, к их сожалению, глухарки в это утро не появились на токовище, хотя погода была идеальной. Периодически он затихал на небольшое время и клювом чистил перышки, боясь в самый ответственный момент быть застигнутым врасплох с плохой прической.
Не помогали и «свечки», которые он проделывал раз в 10-15 минут. Другие глухари, которых я мог видеть из своего шалаша, тоже выбрали себе места на островках снега, стараясь быть заметными на большем расстоянии.
Все эти уловки ни к чему не привели. Глухарки не прилетели. Часам к девяти ток стал затухать, некоторые глухари поднялись на вершины сосен и принялись трапезничать хвоей сосновых веток, скусывая их мощным белым клювом. Другие расходились к окраине тока, прячась в более густых зарослях багульника.
Мой глухарь тоже сложил хвост-веер, сошел со своего белого пьедестала и принялся отыскивать ягоды клюквы и колоски цветущей пушицы, которая является для него в это время большим лакомством. Шли в пищу отдельные листики багульника и хвоинки невысоких сосенок, изредка растущие на микровозвышениях среди верхового болота. От этого корма белый клюв по кромке начинал подкрашиваться в зеленый цвет.
Мошник подошел ко мне ближе, чем во время токования, и, кормясь, ушел в направлении токующего собрата, недавно взлетевшего на дерево и поющего на нем.
Через полчаса и тот притих, а затем снялся с дерева и улетел.
В десять утра я выбрался из шалаша, проломав ногами сантиметровый лед у входа в скрадок и вернулся на бивак. Решил сразу сходить к устроенному рядом с током галечнику. Много лет назад, когда Володя Шарепо еще работал здесь охотоведом, он привез тракторный прицеп гравия и высыпал его в специально сделанный сруб из двух венцов бревен, ограничивающий расползание гравия. Бревна почти сгнили за эти годы, но свою задачу еще выполняли исправно.
Глухари это дело очень быстро обнаружили и пользуются им по сегодняшний день, словно копытные хорошо устроенным солонцом. Поднимаясь на бугорок, где был галечник, я растерялся… на нем стоял глухарь в токовой позе и рядом две глухарки! Курочки одновременно меня заметили и тут же с криками взлетели, следом за ними глухарь. Я только вслед улетающим птицам сделал серию запоздалых фотовыстрелов.
Весь галечник был в свежих следах пребывания глухарей, хотя имелся и помет зимнего присутствия. Камешки, или по-другому гастролиты, крайне важны для перетирания грубой пищи в желудке, основой которой круглый год является хвоя сосны. Глухарь обязательно их поедает в большом количестве накануне зимы и пополняет израсходованный запас весной.
Однажды на этом току Владимиру Шарепо удалось отобрать у рыси глухаря, напугав ее внезапным появлением и криком, когда она несла в пасти перед собой добытого на току в сумерках петуха. На затылке были обнаружены лишь две небольших дырочки от клыков рыси. Так вот в желудке того глухаря Володя насчитал 402 камешка! Общий вес их составил 28 граммов, диаметр наибольшего равнялся 5,7 мм, наименьшего – 2,5 мм, причем на 60% они состояли из кварца, а на 40% – гранита. Вот на такой «мельнице» грубая пища перемалывается на мелкие фракции и используется наиболее эффективно.
Решил построить рядом скрадок и попытать счастья заснять глухаря здесь, на галечнике. Просидел в нем трижды часов по 4-5, и глухарь однажды прошел по болоту метрах в пятидесяти, но на галечник не зашел. Значит, снимки этого сюжета будут сняты в другой раз.
День прошел довольно быстро и к вечеру, заготовив еловых веток для маскировки другого шалаша, пораньше пришел на ток. Возле этого шалаша с западной стороны еще лежал снег, а над его поверхностью заметил пробившиеся колоски пушицы. Толщина снега местами была больше десяти сантиметров, а благодаря силе жизни своими тонкими стебельками они смогли пробиться сквозь толщу к солнцу и весне! Снял этот понравившийся мне сюжет.
Вспомнилось, что в древности для расколки больших камней в них проделывали отверстия, засыпали зерно и поливали водой. Зерна набухали, начинали прорастать и своей силой роста разламывали огромные камни. Против силы жизни ничто устоять не может!
Расположился на ночевку и предварительно одел пустой рюкзак на ноги поверх спальника. Это должно удержать тепло и не дать замерзнуть ногам. В 20.10 прилетел первый глухарь, за ним вскоре еще несколько. Вдруг один из петухов снимается, слетает на землю и, подождав минутку, начинает полноценно токовать, исполняя все колена песни. Буквально через минуту еще два слетают и поют. Раньше я такого не замечал, но, оказывается, и так бывает. Правда сумерки надвигались довольно быстро, и минут через 20 хорошего токования певцы взлетели на свои спальные деревья и, умостившись, затихли до утра.
Первый запел в 4.10. Луна к этому времени опустилась почти к горизонту, и ее желтый глаз светил через стволы деревьев, словно едущий вдали мотоцикл, только без звука двигателя. Сценарий повторился почти вчерашний, но когда глухари слетели токовать на землю, послышались звуки нескольких глухарок с разных сторон тока. Где-то рядом со мной на дерево села самочка, на соседнее вторая, подлетев довольно бесшумно. Лишь при посадке слышно было трепыхание крыльев. Сразу же в округе петухи начали себя «показывать», делая высокие свечки.
А дальние рванули по мокрому болоту ближе к месту посадки глухарок. «Девушки» же совсем не торопились спуститься на землю и, сидя на ветке, выбирали себе жениха из множества претендентов.
Не просто заслужить любовь у рябенькой красавицы краснобровым кавалерам. Ох, как нужно еще постараться! Выбор ведь только за ней! Оживление чувствовалось, подходили со всех сторон все новые петухи. Вокруг шалаша их было почти с десяток, и каждый азартно пел, подзывая к себе.
Наконец одна глухарка слетела на землю. Ближайший кавалер, разбрызгивая талую воду, бегом приблизился к ней и запел, чередуя песню за песней, почти без перерывов.
А она как бы между прочим идет себе спокойно, словно не обращая на него никакого внимания, выискивает во мху различные яства.
Он ни на шаг от нее не отступает, ведь недалеко находятся претенденты, готовые воспользоваться ситуацией. Минут через десять наша пестренькая красавица все же оценивает ухаживание и песни кавалера и приглашает его, улегшись на мох. Под его тяжестью в 4,5 кг она прямо тонет в моховой подушке – ее практически не видно. После совершенного таинства глухарка, отряхнув перышки раз-другой и распушив свой воротничок и перья подбородка от удовольствия, взлетает на нижнюю ветку рядом стоящего дерева и долго приводит в порядок потрепанную прическу.
В это время на току массово появляются другие глухарки, я вижу четырех и еще дальше слышу голоса двоих. Вот теперь ток по-настоящему закипает, «дамы» на земле, их много, хватает всем взрослым петухам. Поэтому сегодня драк не слышно. Одна капалуха подошла прямо к бойнице метра на четыре, не «влезает» в объектив.
Я снимаю только полтуловища. В другой стороне похожая ситуация, только немного дальше. Я мотаюсь от одной бойницы к другой, выбирая поинтереснее момент. Глухари настолько возбуждены, что на мои щелчки и какие-то передвижения в шалаше практически не обращают внимания. Только одинокий глухарь, подойдя метров на десять, что-то заподозрил, когда я высовывал и убирал объектив в бойницу с его стороны. Он сложил хвост, насторожился, затихарился и простоял так минут двадцать.
Однако видя, что другие глухари токуют активно и никакой опасности от движений в шалаше не чувствуют, вскоре снова начал петь, но от неблагополучного места отошел подальше. Замечаю боковым зрением, что справа к шалашу приближается глухарка и скоро окажется в поле действия центральной бойницы, где сейчас держу фотоаппарат. Она уже в видоискателе, и я могу разглядеть все перышки, наведя резкость. Вот она медленно поднимается на небольшой бугорок и замирает, позируя мне. До нее не более восьми метров, и 300мм объектива более чем достаточно, так как она занимает большую половину кадра. Слышу, но пока не вижу ее страстного кавалера. Вот и он появляется в кадре. Резкость держу по переднему объекту – глухарке, а петух картинно заполняет задний фон в токовой позе.
Какая же все-таки она красивая вблизи! Вся пестрая нижняя часть тела птицы рыжевато-охристая с редкими черными заостренными поперечными полосками, по расцветке очень похожими на рябчика. На подхвостье и брюшке перья имеют широкие белые концы. Зоб почти кирпичного цвета и не имеет черных поперечин. Хвост серовато-каштановый с бурыми и черными поперечными полосами и пятнами. Общий черно-бурый фон спины и крылья усеяны охристыми перышками с поперечными полосами и белыми пестринами, а темноватый клюв и светло-карий глаз с тонко подведенной красной полоской брови в шапочке из мелкого мрамора завершает эту совершенную картину природного камуфляжа, предназначенного в первую очередь для маскировки от хищников не только в период насиживания кладки, но и в течение всего года.
Все, кадр, за которым охотился долгие годы, наконец, у меня появляется. Делаю пару дублей, боясь что-нибудь сделать не так. Напоследок петух повернулся ко мне в анфас, пропел два колена, словно поблагодарил за фотосессию и поспешил за подружкой.
Как только они уходят с авансцены, просматриваю отснятый материал. Ура, все в резкости! Удача меня не покинула, и цель достигнута! Слева от шалаша сохранились немалые пятна снега, и я вижу, как к ним из зарослей багульника и мелколесья приближается очередной глухарь. Срочно переставляю свою «пушку» в другую бойницу, и глухарь появляется из-за дерева. Он идет не спеша, уверенно, даже торжественно, исполняя куплет за куплетом и выходит на снег.
Снимаю, все отлично, даже лучик солнца успел слегка поцеловать красавца, особо сочно раскрасив его весенний наряд.
Пройдя по снежному пятну, токовик разворачивается и возвращается своим маршрутом обратно, затем повторяется все опять. А я все снимаю – удача сегодня явно со мной. В момент наиболее активного токования и на небольшом расстоянии я слышу еще один звук, издаваемый глухарем. После первого колена песни, перед началом точения, глухарь крыльями делает приглушенный звук, вроде, как рябчик вспорхнул: «прррррр». Он получается от трения и, возможно, небольшой вибрации маховых перьев крыла, которые резко выпрямляет с напряжением до самой земли. Особенно это хорошо заметно у моего глухаря, токующего на снегу.
Чуть позже вспомнилась прошлогодняя поездка, когда за четыре дня удалось сделать один средненький кадр, а столько сил и средств было отдано! Да, часто хороший снимок у фотоохотника зреет годами, ходит вокруг да около и не торопится пополнить страничку его фотоальбома. А иногда за день столько наснимаешь, что на обработку уходит гораздо больше времени, чем на подготовку и саму съемку. Одним словом, ФОТООХОТА!
Вероятно, в этот день, 16 апреля, наступил пик токования. Уже назавтра подпортилась погода, ночью по крыше шалаша моросил небольшой дождь. С вечера глухари вылетели как обычно, даже утром начали петь по времени, но абсолютно не было того задора и боевитости в их песнях, что в предыдущий день, хотя на току и появились пару курочек. Но также быстро они и улетели. К 7.30 ток затих, петухи разбрелись, и все активное действо закончилось.
По многолетним нашим наблюдениям, глухарке для высиживания полноценной кладки необходимо 1-2 спаривания с петухом, не больше. Владимир Шарепо по этому вопросу обращался в Витебскую академию ветеринарной медицины к доценту кафедры птицеводства. Так вот, по глухарю точного ответа он не получил, а вот для утки одного спаривания с селезнем достаточно, чтобы она снесла подряд до 6 оплодотворенных яиц, а индюшке достаточно одной копуляции, чтобы из всех яиц кладки вылупились птенцы.
Видимо, свыше даны такие широкие возможности. Ведь весной погода часто бывает неустойчивой и холодной, и глухарка вообще может остаться без кладки, чего природа допустить не может. Поэтому, вероятно, одного спаривания бывает достаточно, и в один из солнечных и безветренных дней в оптимальные сроки (по нашим подсчетам, в Витебском районе это между 15 и 21апреля), происходит массовый вылет самок на ток, где большинство из них покрывается.
В пользу этой версии говорит тот факт, что в конце апреля возле тока была найдена неполная кладка глухарки из четырех яиц, а на ток они уже не прилетали. Кстати, однажды я был свидетелем, как доминантный глухарь, занимающий центральную часть тока, в разгар токования покрыл за утро три самки, с большой долей вероятности совершенно разных. Глухарки тоже стараются прилететь ближе к центру тока, где находятся наиболее крупные, в самом расцвете сил петухи. Причем часто дамочки прилетают по две-три и находятся некоторое время вместе, для уверенности, словно девчушки из соседнего села, пришедшие на «вячоркi” в первый раз и выбирающие кавалеров для белого танца.
После проведенных на току трех дней засобирался домой. Дорога за эти дни сильно подпортилась лесовозами и теплой погодой. Однако настроение у меня было прекрасное, ведь результаты более чем хорошие. Но я знаю, что и на следующий год, с наступлением теплых весенних деньков, меня вновь неодолимо будет тянуть опять сюда, и навряд ли я стану сильно этому желанию противиться. До встречи, глухариный ток!
Фото автора.
