11/02/2011
0Эта статья – реакция на работу Роя Медведева, опубликованную на прошлой неделе. Она уже вызвала огромный резонанс. Кому интересна тема, рекомендую прочитать отзывы и комментарии на форуме 2000. М.П.
2 февраля 2011 г. в Екатеринбурге открыли памятник Борису Ельцину. Казалось бы, мне, родившемуся в Киеве и всю жизнь проживающему в Украине, какое дело? Есть дело. Дело моей чести, чести человека, которому в 16 лет в паспорте в графе «национальность» записали «русский». Тогда понятие «русский» было куда весомее, чем нынешнее «россиянин». Ибо Россия, во всем мире отождествлявшаяся с СССР, была по карте, как сказал после распада Союза кто-то из довольных американцев высокого ранга, «похожа на беременную медведицу», а после исчезновения Великой Державы стала напоминать «голодную волчицу». Большая, здоровая и плодовитая медведица куда привлекательнее голодной, больной и бесплодной волчицы. И таковой стала нынешняя Россия «благодаря» Ельцину, «Боре», как называла его моя мать из рода Рассказовых—Матвеевых, истоки которого начинаются в срединной России, в городке Петровске Саратовской губернии.
Я горд, что русским называюсь!
По отцу я считаю себя украинцем, хотя незадолго до его смерти узнал, что девичья фамилия его матери, моей бабки Елены Михайловны…Борисова! Откуда в славном польско-еврейско-украинско-русском местечке Белополье Казатинского района Винницкой области, в имении пана Змигродского появилась такая фамилия — тайна, которую отец унес с собой навсегда…
Когда в 16 лет пришла пора получать паспорт, я долго думал: кто я? Юноcти свойственна жажда героики, а мне в одинаково выгодном свете рисовались и бунтари Степана Разина, выплывающие «из-за острова на стрежень, на простор речной волны», и запорожцы гетмана Сагайдачного, идущие на бой с врагами «попід горою, яром, долиною». В конце концов решил записать себя русским. Не потому, что это было выгодно, а потому, что я считал себя прежде всего «советским», а это значило быть своим на великом пространстве — «от края и до края, от моря и до моря», где и Разину, и Сагайдачному не было бы тесно.
Первый раз в Москву я попал 7 ноября 1966 г. Тогда киевское «Динамо» на стадионе в Лужниках, как писали после матча газеты, «сделало дубль, положив чемпионские медали в Кубок СССР по футболу». Москву я и мой друг, Борис Трефилов, приняли с восхищением. «Да-а, столи-и-ца, ничего не скажешь! Даже милиционеры, в отличие от киевских, если их о чем-то спросишь, руку к козырьку сначала кидают! Империя!» — говорили мы с гордостью, ибо имели честь быть в той империи полноправными гражданами.
В 1969-м, работая в Институте автоматики, был месяц с лишним в командировке на опытном заводе института ВНИИКАНЕФТЕГАЗ в Грозном. Со многими замечательными людьми работать пришлось. Были среди них и русские — нефтяники Борис Вихрев с «Куйбышев нефти», Саша Зонтов с Мангышлака, «институтцы» Володя Енин и Елена Дзюба, украинка, их начальник отдела армянин Арутюнов (имени не помню). Не забуду Наташу Говорову из станицы Червленная — она нам с Шуриком Зонтовым одолжила по 15 рублей, которые мы ей отослали, вернувшись из командировки. Просто так одолжила, под честное слово. Мы все были русскими, людьми одной, советской, крови!
В 1971 г. я, лейтенант Советской армии, съездил во Владивосток. «Куда ж несет тебя, сынок, за восемь тыщ верст?» — смеясь, провожала меня мама. Поезд «Харьков—Владивосток» шел восемь суток, покрыв расстояние в семь часовых поясов. И как же я, стоя над Амурским заливом, был горд тем, что живу в такой огромной стране! В бухте стояли суда невиданных мною ранее размеров, на плавбазе «Сибирцева», куда меня настойчиво приглашали «русалки-рыборазделочницы», я насчитал 9 палуб!
А на морском вокзале возле кассы встретил таких же, как я, лейтенантов-«двухгодичников». Они были еще «салаги», только ехали служить куда-то под Москву. Познакомили меня с родителями. С какой же теплотой меня принимали! «Ну, ты ж расскажи, как там у вас живут? Ведь между нами такое расстояние! И у нас войны не было, а у вас ведь все было разрушено! Господи, да как же вы выжили-то?» В той Великой Державе и великое горе было общим.
Назад летел самолетом Ту-104Б с пятью посадками. Над Сибирью он забирался выше, чем над Европой, чуть не на 11 км. С той высоты еще явственней представлялось, сколь велика моя страна: один поселок видишь на горизонте по левому борту, а другой в лучшем случае — на горизонте по правому. Между ними — тайга и тайга…
А салаг из Владивостока я через неделю устроил в киевский кемпинг «Пролисок» в Святошине. Несколько дней гостили они в Киеве, восторгаясь столицей Советской Украины…
В 1972-м, по дембелю, решил съездить на Соловецкие острова. Не повезло: как раз к моему приезду с Арктики подул холодный ветер, теплоход из-за волны не ходил. Поехал в Мурманск. Как же меня удивил полярный день! Солнце — вовсю, а на улицах — никого! Мертво! Гляжу на часы — пять утра. Ясно: город еще спит. Из-за этого с капитан-лейтенантом, замполитом атомной подлодки Северного флота, соседом по купе, ехавшим в отпуск после дальнего похода, о котором «каплейт» интересно рассказывал, в ресторане поезда «Мурманск—Киев», «за единство Советских армии, авиации и ВМФ» выпили пять бутылок «Иршавского». Нашего, закарпатского, советского!
С 1981-го по 84 год в Москве бывал часто, проездом в городок Выксу, что в 60 км от «славного города Мурома»… границы Киевской Руси! Тогда Институт электросварки им. Патона на Выксунском метзаводе установил и вводил в строй электросварочное оборудование для производства многослойных труб диаметром полтора метра, и много киевлян, сотрудников ИЭС, жили по графику: месяц в Киеве — месяц в Выксе. В те годы передо мной предстала другая Россия, страна, в которой в холодильниках граждан было все, а на прилавках магазинов — ничего. Москва стала какая-то суетливая. Сами собой родились строки: «Дремучее величие России, дремучая России нищета». Но то стихотворение я все равно закончил словами: «О, Русь родная! Русь святая! Я все равно люблю тебя! За что? Пока еще не знаю. Но верю в лучшее, любя».
Не жалею, что я — не «россиянин»!
Первые годы перестройки воспринял, как и многие, с интересом. Но нутро «Руха», только прочитав его программу, сразу распознал. С 1989 г. стал членом «марксистской платформы в КПСС», участвовал в работе ее единственной (кажется, 3-й) конференции в Киеве. В первый день работы собственноручно зарегистрировал делегатку из Харькова, симпатичную женщину с улыбкой Джоконды — Аллу Александровскую, ныне депутата Верховной Рады от Компартии Украины. Принимал участие в работе военной секции МП, и вместе с полковником, представившимся замкомандующего 40-й армией в Афганистане по ПВО, добился принятия пункта программы: «Средства от сокращения армии и военно-промышленного комплекса должны направляться на развитие армейской инфраструктуры и быта армии».
Потом было ГКЧП. Откровенно говоря, радовался, думал, что националистический бардак закончится, и опять буду я по пятницам спокойно ездить на своем любимом «Прогрессе» к острову Ольгину, что напротив Кончи-Заспы. Ан нет…
20 августа 1991 г. в ИЭС руховцы устроили «общий сбор». Пришел Юрий Костенко, нынешний шеф Украинской Народной партии. И началось…
Зал был полон. «Из Белой Церкви в Киев движется танковый батальон, чтобы гусеницами раздавить демократию! Мы все должны идти к Верховной Раде — вещал нардеп Костенко с трибуны актового зала ИЭС. За мной, как в рот воды набрав, сидели члены бюро парткома КПУ в ОКТБ Института электросварки. Ни единого вопроса Костенко не задал никто! Только я, беспартийный, спросил ехидненько: «А ваш голова Верховной Рады Леонид Кравчук призывает всех оставаться на своих местах. Вы что, не подчиняетесь дисциплине?» «У нас нет партийной дисциплины! — гордо отрубил недавний научный сотрудник 20-го отдела ИЭС Костенко. — Все на защиту демократии! Кто «за»?» Народ почувствовал, что есть возможность слинять с работы, и рванул руки вверх. Было только двое воздержавшихся: я и начальник Первого отдела полковник КГБ в отставке Бакушин…
На следующий день на первых этажах всех корпусов ИЭС висели «постеры» с благодарностью «защитникам демократии». «И только двое воздержались! Позор им!» Но что интересно: тогда к ВР сходил (из любопытства), наверное, один я, «воздержавшийся». Никого из голосовавших там не видел.
Я и сегодня горд тем, что тогда воздержался. Ибо видел, что рушится моя страна, которую я любил, страна, будучи гражданином которой я с гордостью говорил: я — русский! И злым гением того разрушения, Валькирией из той дьявольской оперы был Борис Ельцин.
Кому памятник, ребята?
Помню, как сразу после ГКЧП в Москве бесновался Собчак: «Надо добить гидру коммунизма на местах!» Послушав хитрого «профессора», я, который перед референдумом 18 марта в ИЭС вывесил «постер» «Україно, мамо рідна/За Союзом-татом!/ Ой, хто ж буде з розведеною чемно розмовляти? І хто буде боронити ліси, гори і води/ Як наїдуть забирать їх різнії заброди? Та й на дурнів саморобних/ Хто тобі дасть раду? Ой, мамуню, не спішіть же /Робить батьку зраду!» — твердо решил: с собчаками жить не хочу! С Борей, который вечно «под кайфом»? С похотливым карликом Березовским? С замороченными своими догмами Бурбулисом, Егором Гайдаром и Галиной Старовойтовой? Да куда лучше наш Леонид Кравчук!
И на следующем референдуме я сознательно проголосовал за независимость Украины. Сейчас, когда уже нет «Бори», «Гали» и «Егория», глядя на то, как националисты поднимают голову, порою каюсь за то решение, но как только вспомню обстановку 1991-го, скрепя сердце говорю себе: «А что было делать?» Я уверен, что большая часть тех, кто жил тогда в Украине, именно из-за Ельцина и его камарильи проголосовала за «незалежність»!
Ну, а потом начались чеченские войны. С ужасом видел по телевизору во время первой чеченской войны полукруглый угловой балкон на третьем этаже разрушенной гостиницы «Грознефти». Там мы с ребятами, приехавшими на курсы повышения квалификации, любили перекуривать. Видел озеро на Черноречье, в котором купался в 69-м. Где вы теперь, Вовка Енин, Леночка Дзюба, русские и украинцы, какую судьбу уготовили вам национальные межусобицы, которые разожгли «Боря» со товарищи? Сколько трупов уложено в сырую землю бывших советских республик? Таджикистан, Армения, Молдова, Чечня — все и не упомнишь! Вот уже и в Москве гремят взрывы, следствие «национальной политики» компании Ельцина…
А до чего довели промышленность? Взялись за какое-то Сколково. А что в Зеленограде? В Красногорске? В Лыткарино? Во Фрязино? В Великом Новгороде, откуда ИЭС им. Е. О. Патона получал комплекты промышленных телеустановок? Почему Россия клянчит у Израиля беспилотные летательные аппараты? Как говаривала моя русская бабка Анна Матвеевна Матвеева, «одни синие штаны с лампасами» от могучей Советской России остались. Да и те лампасы, похоже, все чаще за кордоном покупать будут: история с вертолетоносцами «Мистраль» — тому свидетель.
Не осталось в России ни специалистов, ни верфей, способных таковые строить. Ведь «благодаря» Ельцину в декабре 1991-го был подписан Беловежский пакт. И вскоре начали разваливаться мощные черноморские судостроительные заводы, на которых строили и авианосцы (от «Киева» до «Тбилиси»), и супертанкеры класса «Крым». Когда те заводы работали, советский кап-два Владимир Богдашин на своем сторожевике «Беззаветный» не боялся просто «дать в морду» американскому крейсеру «Йорк» водоизмещением в два раза больше, а ныне «россиянский» Черноморский флот просто не будет знать, что с таковым делать…
Как русский человек хотел бы напомнить президенту Медведеву и премьеру Путину, что когда в начале 1900-х «царь-батюшка» так же закупал корабли у Франции да у Америки, он получил Цусиму. «Благодаря Ельцину» Россия не «удержалась на плаву», как говорил на открытии памятника Ельцину президент Медведев, а почти утонула. Вместе с большинством бывших советских социалистических республик. Лишь капитанские мостики над водой остались…
Бывал я в нынешнем Екатеринбурге, тогдашнем Свердловске, на заводе «Уралхиммаш». Как раз Ельцин тогда Свердловском правил. Пил я «Исетское» пиво в ресторане «Уктусские горы», ел жирнющих (кажется, из Аргентины) кур, которыми были наводнены свердловские магазины. Видел место, где стоял Ипатьевский дом. В раздумье постоял там. Жаль царских детишек, искренне жаль. Мог бы я и шляпу снять в их память…
Но случилось бы мне сегодня побывать в бывшем Свердловске и пройти мимо памятника Борису Ельцину — такого желания у меня не возникло бы. Как у русского человека.
Ибо Русь перед своими предателями шапок никогда не снимала.
