В настоящее время так называемые “минимальные ставки платы за единицу объема древесины лесных насаждений” (то, сколько в обычных случаях должен получить федеральный бюджет от каждого кубометра, проданного “на корню” лесозаготовителям на землях лесного фонда) определяются постановлением Правительства РФ от 22 мая 2007 года № 310, с учетом повышающего коэффициента 2,83 на 2022 год, установленного постановлением Правительства РФ от 12 октября 2019 года № 1318. Ссылки:
Постановление Правительства РФ от 22 мая 2007 года № 310
Постановление Правительства РФ от 12 октября 2019 года № 1318
Плата за конкретные лесные участки или лесосеки может отличаться от рассчитанной по этим ставкам как в меньшую сторону (для приоритетных лесных инвестпроектов и, иногда, для собственных нужд граждан), так и в большую (для договоров аренды или купли-продажи, заключенных по результатам торгов). Но в любом случае минимальные ставки являются основой как для определения начальной цены аукциона или административно назначаемой платы, так и для индексации платы с течением времени.
Впервые ставки платы за древесину из государственных лесов были установлены в России указом императора Павла I и постановлением Сената от 27 июля 1799 года. Те ставки устанавливались за заготавливаемые в лесу бревна, и определялись тремя параметрами: породой дерева (тогда они были установлены отдельно для сосны, отдельно для ели и пихты), типовыми размерами бревен (длиной и диаметром в верхнем отрубе), и расстоянием вывозки (тогда оно считалось до ближайшей сплавной реки).
За прошедшие два с четвертью века подход к установлению ставок платы за древесину, заготавливаемую в государственных лесах, принципиально не изменился. Они по-прежнему определяются тремя параметрами: породой дерева (теперь они установлены для всех основных пород), размерами древесины (диаметром ствола на высоте 130 см), и расстоянием вывозки (теперь оно считается “до ближайшего пункта, откуда возможна погрузка и перевозка древесины железнодорожным транспортом, водным транспортом или сплав древесины”). Добавилось то, что древесина теперь делится на деловую и дровяную (но при этом четких стандартов и правил, позволяющих отличить одну от другой, нет), и то, что ставки определяются отдельно для разных лесотаксовых районов.
Как и двести с лишним лет назад, плата за древесину значительно уменьшается с увеличением расстояния вывозки. Например, по ставкам 1799 года при расстоянии вывозки до 10 верст (10,6 км) ставка платы за самые крупные сосновые бревна (5 аршин длиной – 10,7 метров, и 8 вершков в верхнем отрубе – 35 сантиметров) была 2 рубля 40 копеек, а при расстоянии вывозки до 25 верст (26,5 км), низшего разряда такс – 1 рубль ровно. Ставка платы для низшего разряда такс в 2,4 раза ниже ставки платы для высшего.
Сейчас примерно так же: например, в Архангельско-Вологодском лесотаксовом районе для первого разряда такс (расстояние вывозки до 10 км) ставка платы за кубометр крупной сосновой древесины составляет 126 руб. 72 коп., для третьего разряда такс (расстояние вывозки 25,1-40 км) – 97 руб. 92 коп., а для седьмого, низшего разряда такс (расстояние вывозки 100,1 км и более) – 34 руб. 74 коп. Ставка платы для низшего разряда такс в 3,6 раза ниже ставки платы для высшего.
Во времена Павла I такой подход был вполне логичным. До дефицита древесины было еще очень далеко, лесное хозяйство только зарождалось в отдельных странах Европы, про возможные проблемы с биоразнообразием и тем более климатом еще ничего не было известно. Но с тех пор очень многое изменилось, и подход к лесу просто как к складу или месторождению бревен определенных размеров, расположенных на определенных расстояниях от мест погрузки и путей вывозки, выглядит как абсолютный анахронизм.
По сути такой подход учитывает только экономическую ценность леса как природного ресурса: чем он более удален от основных путей транспорта, тем менее выгодно его рубить, и тем меньше денег за его использование для заготовки древесины можно получить в бюджет. Очевидно, что существующие ставки и в целом система ценообразования в российском лесном комплексе далеко не адекватны даже с чисто экономической точки зрения – но это отдельный вопрос, выходящий за рамки данной короткой статьи. В любом случае, такой подход не отражает природную ценность лесов и выполняемые ими важнейшие средообразующие и климаторегулирующие функции – поскольку они не только не убывают с увеличением расстояний вывозки древесины, но могут и возрастать. Большинство крупных массивов диких лесов (малонарушенных лесных территорий), критически важных как для сохранения биологического разнообразия, так и для регулирования глобального климата, сохранилось как раз на удалении от основных путей транспорта и поселений.
При существующей системе ставок плата за древесину оказывается самой низкой, часто совсем символической, именно в таких удаленных от транспортных путей диких лесах. С учетом понижающего коэффициента 0,5 для лесных приоритетных инвестпроектов (которые часто оказываются приуроченными как раз к зонам пионерного освоения тайги), в северных районах Сибири и Дальнего Востока плата за право рубки крупной сосны, лиственницы или ели возрастом в три-четыре столетия может составлять всего около десяти рублей.
Такая система минимальных ставок и в целом платы за лесные ресурсы приводит к двум важнейшим проблемам.
Во-первых, она стимулирует уничтожение оставшихся диких лесов без учета их природной ценности, выполняемых ими средообразующих и климаторегулирующих функций. Если за уничтожение природных ценностей леса и нанесение ущерба его средообразующим и климаторегулирующим функциям вообще никак не надо платить – значит, на практике о них почти никто всерьез заботиться не будет (что мы, собственно, и наблюдаем в зонах пионерного освоения тайги, где с лесом обращаются просто как с природным месторождением бревен).
Во-вторых, она убивает мотивацию к развитию полноценного лесного хозяйства на староосвоенных землях – поскольку пока древесину можно почти за бесценок добывать в оставшихся диких лесах, продукция лесоводства будет не очень конкурентоспособной, и мало у кого будут стимулы к тому, чтобы древесину специально выращивать даже на самых подходящих для этого землях.
Таким образом, для того, чтобы сохранить остатки диких лесов (а вместе с ними – и лесное биоразнообразие, и важнейшие выполняемые лесом средообразующие и климаторегулирующие функции), и чтобы создать условия для развития правильного лесного хозяйства на староосвоенных землях, необходимо изменить систему ставок платы за заготовку древесины в государственных лесах. Минимальные ставки, независимо от расстояния вывозки, должны учитывать потери природных ценностей диких лесов и выполняемых этими лесами средообразующих и климаторегулирующих функций. Как именно их можно учесть – это предмет для специального большого исследования, но очевидно, что ставки платы за заготовку древесины в зонах пионерного освоения тайги должны вырасти по меньшей мере в разы по сравнению с нынешним уровнем, а скорее – в десятки раз. В большинстве случаев это сделает пионерное освоение диких лесов невыгодным – но так и должно быть, с учетом колоссального значения оставшихся диких лесов для сохранения всего богатства жизни на нашей планете. Лесной комплекс должен развиваться не за счет уничтожения оставшихся биологически ценных лесов, а за счет развития правильного лесного хозяйства на уже освоенных и наиболее преобразованных человеком территориях.