Лесное хозяйство – это профилактика лесных пожаров

Хвойные леса подвержены большему риску лесных пожаров | Фото: Дмитрий Гилитуха — stock.adobe.comлесная политика

В последние 3-4 года в Украине резко выросла площадь  лесных пожаров. Нетрудно заметить, что этот рост прежде всего обеспечен за счет крупных пожаров в  сосновых монокультурах  на территориях,   отнесенных к природно-заповедному фонду. Среди них выделятся Зона отчуждения ЧАЭС, Древлянский и Полесские заповедники и Херсонские НПП. /Тоже самое наблюдается во всем мире и самым ярким примером этого является текущий год, когда заповедные территории горели особо массово. /Это обратная сторона медали ничем не мотивированного стремления украинской власти к “европейскому проценту заповедности”, который по факту в Украине давно превышен. Мои многолетние попытки обратить внимание на то, что полное исключение из хозяйственной деятельности  любых хвойных культур – это дебилизм, остались  безрезультатными.

Украина ещё долго будет расхлебывать последствие бездарного ведения лесного хозяйства в первые десятилетия независимости. Они исчисляются многими миллиардами прямых потерь и упущенных возможностей, но пока этого никто не осознает. Лесные вожди многие годы удовлетворяются самопиаром, экологи фанатично верят в то, что “Природа обо всем знает лучше”, а власть довольствуется  лестью и мелкими подачками от правящих лесников, считая леса и лесной сектор чем-то не важным для страны. Совсем иначе относятся к лесам и лесному сектору в Европе, в частности в Германии. Ниже приведенная статья  профессора Роланда Ирслингера иллюстрирует этот тезис, рассматривая проблему соотношения заповедности и устойчивости лесов к огню. Ниже  мой пересказ уже сокращенного текста, размещенного неделю назад на одном из самых популярных лесных ресурсов Германии forstpraxis.de. Скорее это что-то вроде конспекта или заочного разговора с автором. Этот жанр, позволяет, не ущемляя авторских прав, подчеркнуть мысли важные для Украины. Размещаю, в разделе главное, чтобы еще раз напомнить о прогрессирующей потере интереса к лесным темам среди работников отрасли   и проверить сохранились ли среди пользователей сайта те, кому лес важен не только, как “корыто”, но и сам по себе. М.П.

Германия  все чаще страдает от катастрофических лесных пожаров. Помимо жары и засухи, отчасти в этом виновато лесное хозяйство. Однако те, кто требует, чтобы леса были предоставлены сами себе, поддаются экопопулистским аргументам и фактически готовы мириться с еще более разрушительными лесными пожарами.

Результаты работ Потсдамского института исследований изменений климата  показывают, что волны тепла над Европой усиливаются в три-четыре раза быстрее, чем в США или Канаде.  Как результат весной  2022 г. средняя температура была на 1,3°C выше значения базисного периода ( с 1961 по 1990 г.), выпало только две трети обычного количества осадков и было очень много солнечных дней ( третье значение за последние 70 лет). Судя по всему, эти тенденции  в Западной Европе до сих пор недооценивались.

Это не сулит ничего хорошего нашему лесу. Высокая скорость испарения при огромном дефиците насыщения паров воды в воздухе и одновременном недостатке влаги в почве приводят к резкому снижению продуктивности растительности. Засуха, жара и высокая интенсивность радиации вызывают пересыхание верхнего слоя почвы и части лесной растительности, деревья гибнут от водного и теплового стресса и последующих вторичных заболеваний. Создаются наилучшие климатические условия для возникновения лесных пожаров. 

Нынешняя климатическая тенденция означает увеличение риска для леса. В ближайшие десятилетия резкое увеличение риска лесных пожаров прогнозируется для всей Центральной Европы . Юго-запад и восток Германии пострадают сильнее. На протяжении десятилетий огромные лесные пожары казались большей проблемой только в средиземноморских странах, но теперь ясно, что угроза становится все ближе и сильнее. В этих реалиях лесоводам необходимо думать о снижение риска лесных пожаров связанных с лесами, прежде всего их структурой и составом.

Еще в 2018 году в  Бранденбурге сгорело 400 га леса, что рекорд для этой земли Германии. В  конце июня 2022 к ним добавилось 200 га, в результате чего начали формироваться обширные пустоши.  Сосна – единственная порода деревьев, которую можно было восстановить в этих сухих условиях. Однако древесина и хвоя данной породы богаты эфирными маслами и смолой, что облегчает их возгорание и горение. Особенно высок риск пожаров в сосновых молодняках. Пламя в них легко может подняться к вершине  дерева и затем  быстро переходить с одного дерева на другое по насыщенным эфирными маслами кронам.  Такие пожары быстро принимают огромные размеры, особенно когда валежник на земле постоянно питает огонь в области кроны.

Как правило, больше всего подвержены риску возгорания чистые хвойные насаждения, в том числе еловые. До сих пор буковые и смешанные лиственные леса  меньше страдали от пожаров. Они как правило, прохладны и влажны даже весной и летом. Однако разница обусловлена ​​не только самими породами деревьев, но почвой на которой они растут, что весьма существенно.  Лиственные леса, как правило, растут на суглинистых почвах, которые могут хранить больше воды и поэтому не так быстро высыхают. В тоже время сосняки занимают песчаные земли, водоудерживающая способность которых минимальна и, что важно, сильно зависит от  рельефа и генезиса почвы. В общем случае на буграх всегда суше.

В краткосрочной перспективе  риск возникновения лесных пожаров определяет погода, в среднесрочной – объем накопленного горючего материала.  Лесным пожаром нужна биомасса, которой в лесах Германии невероятно много.  Со средним запасом 358 м³ массивной древесины на гектар (древесина диаметром семь сантиметров и более) Германия находится на вершине рейтинга  ЕС, имея общий запас в  3,9 миллиарда кубометров. Если бы мы просто оставили наши леса природе, накопленное количество древесины вряд ли могло бы быть больше. В этом отношении пожарная нагрузка немецких лесов в несколько раз превышает пожарную нагрузку лесов юга Европы. Мы еще не осознали, что засуха и жуки-короеды будут все чаще превращать часть биомассы в наших лесах в топливо, что вызовет пожары в масштабах, которые выходят за рамки нашего воображения и могут поставить под угрозу наши поселения.

На самом деле, ситуация в Украине намного хуже, чем в Германии, прежде всего потому что в стране значительно выше доля хвойных монокультур, причем значительная их часть создана в засушливой зоне, на границе и за границей естественного ареала. Вторым отягощающим фактором является вопиющий по европейским меркам непрофессионализм украинских лесоводов, более 25 лет минимизирующих рубки ухода в хвойных молодняках и средневозрастных насаждениях, что привело к  избыточной густоте на самых важных для роста этапах, следствиями чего являются общее ослабление древостоев, иссушение почвы и накопление огромных запасов горючей биомассы. Третий фактор, распространение заповедного или полузаповедного режима на значительные площади пожароопасных лесов.

Структурно богатые смешанные леса с высокой долей  приспособленных к климату лиственных пород более устойчивы к усиливающейся засухе и,  если воды в почве  достаточно для нормальной  транспирации, имеют более влажный внутренний лесной климат. Программы преобразования лесов были разработаны и запущены по всей Германии еще в 1990-х годах. Это оказалось  гораздо сложнее, чем кажется. В общем случае  шансы на успех в преобразовании лесов  увеличиваются с увеличением доли глины и гумуса в почве. Бук и скальный дуб, которые изначально также росли в Бранденбурге, липа, клен, граб или красный дуб высаживаются в сосновых насаждениях во время лесоразведения. Если это удается, рост травы подавляется в среднесрочной перспективе, зеленая листва посаженных деревьев изолирует топливо на земле от топлива в пологе.

В Украине к реальной адаптации лесов к изменения климата даже не приступили. Оно и понятно: это сильно удорожает ведение лесного хозяйства, а деньги съедает повсеместно практикуемая “показуха”.

При условии достаточной настойчивости и малой популяции оленей в среднесрочной перспективе преобразование лесов будет успешным. Но олени — гурманы: их вкус и аппетит приводит к тому, что в лесах остаются только сосны.

В Украине тот же конечный результат, – “только сосны”…Правда  без оленей.

Только интенсивная охота делает преобразование лесов успешной программой. Преобразование лесов должно происходить активно, потому что мы находимся в гонке со временем. Этот процесс  можно было бы предоставить природе, но для этого нет времени, особенно на бедных песчаных почвах, где риск лесных пожаров  увеличивается наиболее быстро.

Этой проблемы в Украине нет. Во-первых, нет задачи, что-то преобразовывать, во -вторых, выручает браконьерство.

Самовосстановление занимает слишком много времени. В густонаселенной стране с такими разнообразными требованиями к экосистемным услугам леса мы не можем позволить себе надеяться только на то, что лесные экосистемы восстановятся сами.

С учетом оставшихся невосстановленными горельников 2020 года и ещё объективно не оцененной площади лесов, сгоревших в 2022, это тезис крайне актуален для Украины. Однако, попытка реализовать его за счет сеянцев с ЗКС – это утопия.  Нужны совсем иные подходы и отказ от старых схем восстановления…Об этом  украинская лесная элита  пока даже не задумывалась. 

Лес в Германии является частью культурного ландшафта и нуждается в помощи лесника. Впрочем, не следует питать преувеличенных иллюзий: если засуха сохранится, лиственные и смешанные леса тоже будут гореть, хотя, надеюсь, что пожары здесь будут низовыми, потому что толстые стволы почти не загораются.

Леса имеют естественную густоту, определяемую климатом, все, что сверх этого, умирает. Чем суше становится климат, тем реже становятся неуправляемые леса.

Точнее сказать доступностью воды. Второе предложение, – аксиома для любого европейского студента ещё не осознанная украинскими лесными академиками. У нас от Житомира до Херсона подходы и схемы выращивания сосны до сих пор практически одинаковы.

Отказ от рубок ухода и проведение главной рубки в более позднем возрасте чем принято сегодня, позволяет лесам становится более густыми одновременно увеличивая риск их гибели в результате пожаров.

Если говорить о сосняках то это справедливо только в возрастном диапазоне до 40-70 лет в зависимости от ТУМ (чем суше, тем раньше). Затем  древостои неизбежно  распадаются под воздействием а разных факторов, в лучшем случае приближаясь к состоянию редины с помощью ВСР, в худшем ожидая специалистов по ОВД, являющихся вестниками их неминуемой смерти. Темп этого процесса определяют инструменты с помощью которых Природа указывает лесоводам на их ошибки: корневая губка убивает быстрее омелы, короед  быстрее корневой губки,  бурелом быстрее короеда, а верховой пожар быстрее бурелома. Почти никогда природа не убивает ВСЕХ, но украинские лесники обычно не столь сентиментальны. Разве что калек жалеют.

 Поэтому оставлять лес на произвол судьбы — крайне плохой совет. По мере взросления деревьев увеличивается риск того, что они не переживут периоды засухи. С другой стороны, приближенное к природе лесное хозяйство снижает пожарную нагрузку за счет заготовки деревьев до того, как они засохнут, и использования древесины в домах до того, как она сгорит в лесу.

В Германии на  шести процентов лесной площади древесина не заготавливается вообще, от заготовки десяти процентов полезной древесины также отказываются (экологические деревья разного типа, остаются в лесу до и после смерти). Кроме того в лесу остаются ветки и другие порубочные остатки.

В Украине 51% (по памяти) лесов исключен расчета главного пользования, то есть сохраняется до возраста естественного распада. Если бы такое предложить любому немецкому лесоводу, то он подумает что вы сбежали из сумасшедшего дома. Экологические деревья у нас тоже пока не в чести. 

Полуразложившийся валежник может удерживать большое количество воды, но во время засух он пересыхает приобретая свойства трута, когда-то использовавшегося при добычи огня.  Чем больше доступного топлива находится в лесу, тем больше может быть интенсивность  пожара и тяжесть его последствий. Поэтому запрет хозяйственной деятельности в лесах в наше время это плохая идея. 

Украинские управленцы провели на украинских леса многочисленные  широкомасштабные эксперименты полностью подтвердившие  мысль профессора, которую я выделил красным цветом. Правда до них самих смысл результата полученного в результате инициированного ими масштабного заповедания  максимально пожароопасных лесов видимо дойдет не скоро, а возможно не дойдет никогда.

Универсальным правилом является то, что запасы биомассы уменьшаются с увеличением жары и засухи. Таким образом, высокие запасы древесины в наших лесах в обозримом будущем становятся источником высокого риска. Леса по своей природе нестабильны, потому что они чувствительны к климату из-за их долговечности и местоположения, особенно когда они старше. Деградация биомассы может быть медленной, когда деревья постепенно умирают, их древесина медленно гниет, а на их месте вырастают новые виды деревьев. Иная ситуация наблюдается при катастрофических лесных пожарах, когда в атмосферу выбрасывается огромное количество углекислого газа. Защита от лесных пожаров – это еще и защита климата.

Устойчивое и рациональное использование древесины, заготовленной в ходе профессионального управления лесами,   может предотвратить катастрофические  пожары. Однако, по-видимому, знание об этих связях еще не дошло до политики, потому что и Берлин, и Брюссель делают ставку на еще большее накопление биомассы в лесу в качестве стратегии защиты климата. Дальнейшее накопление биомассы в лесу — это что угодно, только не защита климата. Соответствующие стандарты предусматривают, что дополнительное хранение углерода всегда должно быть постоянным. Однако этого нельзя гарантировать при наращивании запасов в лесу. В худшем случае лесной пожар приводит к полной гибели. Но даже без огня усиливающаяся засуха замедлит рост деревьев и приведет к гибели отдельных деревьев и целых лесов. В обоих случаях возникает «углеродный долг», который снова приходится выплачивать нашим внукам.

Это общее мнение европейских лесоводов, которое поддерживают и все остальные представители лесного сектора. На этой неделе ожидается судьбоносное для ЕС решение по этому вопросу, но об этом я расскажу отдельно.

Роланд Ирслингер, 1949 года рождения, с 1982 по 2014 год был профессором экологии леса в Университете лесного хозяйства в Роттенбурге-на-Неккаре. Проводил исследования в бразильских атлантических тропических лесах, и выступал в качестве советника по разработке Золотого стандарта WWF для сертификации проектов лесовосстановления для защиты климата.