08/09/2020
0За период с 1985 года по настоящее время в России было заброшено около 76 миллионов гектаров сельскохозяйственных земель, пригодных для роста леса. Какую-то часть этих земель можно вернуть в сельскохозяйственный оборот (в рамках специально разрабатываемой госпрограммы предполагается вернуть 12 миллионов до 2030 года), какую-то нужно использовать для сохранения и восстановления ценных нелесных экосистем и ландшафтов, какую-то, возможно, стоит оставить в резерве. Но даже с учетом этого, по меньшей мере 50 миллионов гектаров этих земель можно без всяких опасений использовать для лесоводства. В среднесрочной перспективе это позволило бы в масштабах страны выращивать до 300 миллионов кубометров древесины в год (больше, чем ее ежегодно рубится и воруется во всех официальных лесах сейчас), создать и поддерживать до 100 тысяч постоянных рабочих мест. И это может стать одной из главных движущих сил социально-экономического развития сельских территорий, как, например, сейчас происходит в Китае и Евросоюзе.
Но наше законодательство и наши власти этого не разрешают – за сам факт существования самовольно выросшего леса на земле сельскохозяйстввенного назначения собственник этой земли может быть подвергнут крупному штрафу (до 700 тысяч рублей с юридического лица), а земельный участок принудительно изъят, причем весь, а не только та часть, где растут деревья. В результате основная часть этих земель так и остается заброшенной: вернуть ее в сельскохозяйственный оборот невозможно по экономическим причинам, а выращивать на ней лес не позволяют законы и чиновники. Подробнее об этом можно прочитать здесь:
Леса и лесоводство на землях сельхозназначения в России: положение дел в 2020 году
Лес на заброшенном 35 лет назад сенокосе на границе Владимирской и Ярославской областей
Во что это выливается, особенно в Нечерноземье, наглядно показывает репортаж Зебра ТВ из Владимирской области:
Если коротко, то происходит следующее: владимирские власти ежегодно заставляют собственников земли возвращать в сельскохозяйственный оборот около восьми тысяч гектаров неиспользуемых земель – а за это время из использования выбывает еще примерно столько же, и общая площадь неиспользуемых сельхозземель остается прежней. Вот конкретная цитата из выступления директора Департамента сельского хозяйства Владимирской области К.Б.Демидова:
“Наша глобальная проблема – проблема неиспользуемых земель. Порядка 250 тысяч гектаров у нас сегодня не используется, и эта площадь за последние годы практически не меняется. Несмотря на усилия, которые мы прилагаем по вводу заброшенных земель в оборот, порядка 8 тысяч гектаров, примерно такое же количество ежегодно выбывает из оборота в результате прекращения деятельности сельхозпредприятий по экономическим причинам. Поэтому площадь посевных площадей у нас как фиксировалась на 300 тысячах гектаров, так и держится на этой площади на протяжении многих лет”.
Примечание. Данные Гринпис о площади длительно, более трех лет, неиспользуемых земель сельхозназначения во Владимирской области (263 тыс. га) близки к озвученным директором департамента данным (300 тыс. га). Однако, есть еще и недавно, до трех лет, неиспользуемые земли – их, по данным Гринпис, во Владимирской области еще около 445 тысяч гектаров. Сельхозземли, не используемые до трех лет, по действующему российскому законодательству не считаются заброшенными – но по факту многие из них тоже никогда уже не вернутся в сельскохозяйственный оборот
Получается следующее. Органы государственной власти Владимирской области (а также, разумеется, федеральные, в первую очередь Россельхознадзор) тратят большие силы и средства на то, чтобы заставить собственников земли расчистить и вернуть в сельскохозяйственный оборот хоть сколько-то заброшенных земель. Разумеется, собственники тоже тратят на это огромные силы и средства – например, чтобы расчистить такой березняк, как на картинке вверху, и обратить занятую им землю в пашню, требуется больше ста тысяч рублей на гектар; расчистка более молодых лесов обходится дешевле, но все равно это обычно больше 70-80 тысяч рублей на гектар. Но площадь сельхозземель от этого не увеличивается – потому что в силу совершенно объективных социально-экономических причин современному сельскому хозяйству эти излишки земель не нужны, их некому и незачем обрабатывать.
В сухом остатке получается следующее:
- огромные деньги тратятся и государством, и землепользователями на возвращение в сельскохозяйственный оборот ненужных земель с нулевым итоговым результатом (общая площадь используемых сельхозземель в регионе не растет, а в ближайшем будущем, очевидно, будет даже сокращаться);
- на поддержку еще живых сельхозпроизводителей денег очень сильно не хватает – во многом потому, что они тратятся на возвращение в сельхозоборот ненужных земель с нулевым итоговым результатом;
- неиспользуемые сельхозземли, которые можно было бы использовать для различных форм лесоводства, остаются пустующими, а их собственники под страхом наказаний стараются хотя бы молодые леса уничтожать (самым простым и дешевым способом является сжигание молодых деревьев весной вместе с сухой травой и бурьяном).
Это немного напоминает некоторые старинные российские развлечения типа толчения воды в ступе или ношения воды в решете: сил и средств тратится много, а результат оказывается нулевым. И это сейчас он нулевой – когда есть хоть какой-то уровень государственной поддержки сельского хозяйства, есть правительственные ограничения на импорт продовольствия (санкции), есть еще не до конца опустевшие и заброшенные деревни и села даже в Нечерноземье. Дальше, скорее всего, баланс возвращения-забрасывания сельхозземль в Нечерноземье будет становиться все более и более отрицательным – сколько бы ни заставляли чиновники возвращать этих земель в оборот, выбывать из оборота будет больше.
А.Ф.Протопопов. Старуха со ступой. 1878 год
Что же делать? А просто признать, что земли сельскохозяйственного назначения могут использоваться как для сельскохозяйственного производства, так и для лесоводства – в зависимости от социально-экономической ситуации, качества и доступности каждого конкретного участка. Так было в течение большей части российской истории, так есть сейчас в большинстве стран мира с развитым сельским и лесным хозяйством. Тогда можно будет тратить достаточно большие силы и средства на развитие современного эффективного сельского хозяйства на лучших для него землях, и на поддержку еще живых и перспективных сельхозпроизводителей; а худшие с сельскохозяйственной точки зрения, или просто излишние, сельхозземли можно будет использовать для лесного хозяйства, требующего сильно меньших денег и сил, чем большинство других отраслей растениеводства. Если государство хочет дать преимущество сельскому хозяйству перед лесным – это можно сделать гораздо более мягкими средствами: субсидиями (без которых сельскому хозяйству в большинстве районов Нечерноземья никак не выжить) и некоторой разницей в налогах – но, конечно, не разорительной для собственников земли, если государство хочет, чтобы лесоводство тоже развивалось.
Понятно, что в краткосрочной перспективе это будет невыгодно многим конкретным чиновникам и надзорным инстанциям – поскольку обилие запретов, в том числе на лес на сельхозземлях, позволяет держать землепользователей в ежовых рукавицах и при необходимости “доить” (собирать так называемую “административную ренту”). Но для эффективного развития сельских территорий, сельского хозяйства и лесоводства другого пути просто нет, особенно в Нечерноземье.
