15/06/2020
0Эта статья опубликована 27 марта и в тот же день размешена на Открытом лесе: статья хорошая, а в марте её прочитали всего 150 человек… Много параллелей… У нас правда нет такого количества китайцев, зато соблюдены исторические традиции, сложившиеся ещё при царе-батюшке… Вчера, вышла статья- реплика, – по мотивом проверки Сетной палаты… Хотел разместить всё вместе, но … меня отвлекли и не успел актуализируовать первые три части и сам фильм. Делаю это сейчас. Читайте, – журналист отлично поработал… М.П.
ЧАСТЬ 1: ЗАЛЫСИНЫ НА ТАЁЖНОМ КОВРЕ
Фото: Юрий Смитюк / ТАСС
Журналисты Царьграда отправились в Сибирь, чтобы оценить масштабы хищения лесных ресурсов и понять, насколько их ещё хватит.
Когда самолёт, вырываясь из белых облаков, начинает снижаться, чтобы зайти на посадку в аэропорт Красноярска, взгляд пассажиров, если погода хорошая, на многие десятки вёрст вокруг охватывает то, о чём в песне поётся – «зелёное море тайги».
Сплошной ковёр – только не зелёный в это время года, а серый, с красивыми высверками снега в кронах, кажется поистине бесконечным.
И минут пятнадцать, пока лайнер выбирает себе с северо-запада прямую по направлению к полосе воздушной гавани, можно наблюдать эти бескрайние просторы, перерезанные кое-где тонкими линиями региональных трасс и чёрной внушительной полосой сибирского гиганта Енисея.
Но проходит ещё немного времени, и когда до земли остаётся уже немного, замечаешь: не такой уж он и сплошной, этот ковёр – то тут, то там видны небольшие с высоты белые залысины аккуратной прямоугольной формы.
Это – просеки. Там пилят лес – главное богатство этих бескрайних мест. Потом складывают кругляши на мощные грузовики, которые, проседая под тяжестью, тащат его прочь из родной тайги. Вот только – куда? И сколько ещё осталось там этого добра?
Активисты бьют тревогу: тайгу вырубают с невероятной скоростью – и не топорами, как встарь, или бензопилами «Дружба», а с помощью самой современной техники – и миллионы кубометров драгоценного русского леса уходят – за гроши! – в Китай, а оттуда возвращаются к нам уже в виде готовой продукции. И получается, что за изделия из своего же леса мы платим втридорога и питаем бюджет Поднебесной.
В Красноярском крае растёт экспорт древесины – до 48 млрд рублей, две трети из которого уходят в Китай. Фото: Александр Степанов / Царьград
Из-за чего это всё происходит? И почему, если власти знают о столь кричащей проблеме, ничего не делается?
Собственно, искать ответы на эти вопросы и отправились в Сибирь журналисты Царьграда.
«А ВЫ, ГРАЖДАНОЧКА, НЕ СОБСТВЕННОЙ ЛИ СЕМЬИ ИНТЕРЕСЫ БЛЮДЁТЕ? В ОТСТАВКУ!»
Очередной виток громкого скандала с вырубкой лесов в Красноярском крае, который, словно летний пожар в тайге, никак не гаснет уже больше полугода, случился, когда на тот момент ещё действующий руководитель региональной Счётной палаты Татьяна Давыденко озвучила на очередной сессии краевого Законодательного собрания и в интервью на федеральном ТВ.
Она сообщила, в частности, что проверка её ведомства выявила колоссальный рост (в 2018-м) экспорта древесины – до 48 млрд рублей, две трети из которого уходят в Китай, а краевая казна при этом получает лишь 1,5 млрд. Несколько миллионов гектаров лесов сдаются в аренду на льготных условиях, и, следовательно, вырученные за продажу древесины деньги оседают в чьих-то бездонных карманах.
Шум получится серьёзный.
За выступлением Татьяны Давыденко последовали разбирательства и новые проверки – уже с участием правоохранительных органов и прокуратуры. А в итоге разоблачительный доклад вышел… громким пшиком.
В том смысле, что способные вызвать шок (собственно, это и случилось) цифры в реальности оказались, мягко говоря, иными – да и за ними, как выяснилось, лежит исключительно коммерческая подоплёка.
Дело в том, что дочери экс-главы СП Красноярского края принадлежат два очень интересных авиапредприятия, в поле деятельности которых входит проведение «авиационных работ по охране и защите лесов». Проще говоря, их самолёты тушат возгорания в тайге.
И некоторое время этот бизнес неплохо себя чувствовал – в 2017-18 годах госконтракты с фирмами семьи Давыденко составлял свыше 430 млн рублей. И Счётная палата то ли не хотела замечать нарушения, о которых позже принялась рассказывать её руководительница, то ли и впрямь ничего не находила.
Но в 2018-м в Красноярском крае сменился губернатор – вместо Виктора Толоконского регион возглавил многолетний спикер Заксобрания Александр Усс. Соответственно, произошла ротация в краевых органах управления – в частности, рулить министерством леса Усс поставил бывшего замминистра экономики региона Дмитрия Маслодудова.
В 2018-м в Красноярском крае губернатором стал Александр Усс. Фото: Телеканал «Царьград»
И, так совпало, коммерция семьи руководителя Счётной палаты стала сдуваться: в 2019-м объём госконтрактов с фирмами Давыденко-дочери упал до 27 миллионов рублей. Официально – по той причине, что лётный парк не соответствовал требованиям к воздушным судам, допускаемым до тушения пожаров. Давыденко-мать, как следует из результатов прокурорской проверки, направляла (по идее, кстати, не имея на то полномочий) требование в министерство леса внести изменения в неприятный для дочерней компании приказ, но так ничего и не добилась.
Тогда же, ещё одно совпадение, глава СП инициировала ряд «контрольных мероприятий» в отношении как раз Минлеса и подведомственных ему учреждений – прежде всего, аудиторы взялись за Лесопожарный центр.
Словом, всё закончилось так, как и следовало ожидать: Татьяну Давыденко сняли с должности по утрате доверия (сделали это депутаты ЗС, к слову), а она перешла в разряд жёсткой оппозиции к власти.
ВОЗОБНОВЛЯЕМЫЕ ЗАПАСЫ НЕВЕРОЯТНОЙ ЦЕНЫ
Вы, когда приезжаете сюда из столицы, очень наивно всегда выглядите со своими вопросами «почему» и «отчего», – грустно качает головой один наш сибирский коллега-журналист, которого мы попросили «подсветить» тему с лесами и хищениями. – Все самые крутые бизнес-делянки давно разобрали – в первую очередь, конечно, полезные ископаемые, и никто и никогда не позволит влезть в это дело без санкции из Москвы. А вот лес, запасы которого, во-первых, в Красноярском крае очень велики (в соседних регионах тоже, но здесь круче), а во-вторых, это – всё-таки восполняемые ресурсы, потому наша тайга всегда и манит тех, кто хочет заработать. Труд – адский, но платят хорошо. И выручка у владельцев лесопилок тоже невероятная.
Но в бизнесе, продолжает он, всегда ведь так: получаешь много, а хочется ещё больше. И все ищут варианты обогатиться.
Впрочем, здесь стоит сделать небольшой экскурс в местную экономику.
Согласно статистике, в Красноярском крае производится более 80 процентов общероссийского объёма никеля (пятая часть всего мирового производства), более 70 процентов меди, примерно треть первичного алюминия, а ещё – почти 98 процентов металлов платиновой группы. И по добыче золота этот регион нацелился на первое место в стране, обеспечивая примерно 18 процентов его объёмов.
Здесь же сосредоточено около 70 процентов геологических запасов угля в России.
И – да, ещё, разумеется, бескрайняя тайга. Площадь лесного фонда Красноярского края составляет порядка 160 млн гектаров, почти половину всего лесного массива Сибири, покрывая две трети территории региона. Ежегодно там заготавливаются десятки миллионов кубометров древесины.
А теперь представьте, – говорит наш собеседник, – что «куб» обычного кругляка стоит от 3,5 до 5 тысяч рублей (сосна дешевле, а, скажем, кедр, соответственно, дороже). После первичной обработки, то есть распиловки на брусы, цена вырастает уже вдвое-втрое. И это – только официальные объёмы, которые регистрируются. Представляете себе, о каких деньгах идёт речь?! Теперь умножайте на коэффициент воровства.
Между тем, если кто-то себе сейчас представил бородатых дядек в тулупах с топорами – «чёрных лесорубов», лихо срубающих под корешок в ночной сибирской тиши одно дерево за другим, сосны, лиственницы и кедры, то это невероятное заблуждение.
ЧАСТЬ 2: А ВЫ РУБИТЕ, МУЖИКИ, КАК ХОТИТЕ!
Продолжение расследования журналистов Царьграда, которые отправились в Сибирь, чтобы оценить масштабы хищения лесных ресурсов и понять, насколько их ещё хватит.
В первой части материала мы рассказали о начале своего путешествия в тайгу и о том, почему с новой силой всколыхнулся скандал с коррупцией в лесной отрасли Сибири и отчего она манит тех, кто мечтает разбогатеть, несмотря на свою криминальную сущность.
Впрочем, когда мы завели разговор с местными о дерзких ребятах, нагло вырезающих бензопилами «Дружба» тайгу, нас просто засмеяли.
«ЧЁРНЫЕ ЛЕСОРУБЫ? НЕТ, НЕ ВИДАЛИ!»
«Какие тут на фиг «чёрные лесорубы», вы что, издеваетесь?! – откровенно веселятся над нами ребята из одной общественной организации, которая всё бьётся, чтобы стать «лесным патрулём» (так они себя называют – точнее, хотят называться). – Раньше – да, были, а сейчас попробуй-ка, вмиг там же, в тайге, в обнимку с сосной навсегда останешься».
Иногда, объясняют они, появляются ловкачи: заскакивают куда-нибудь в лес с трассы, рубят внаглую, тащат кругляк, но какой смысл? И не заработаешь много, и на арендаторов нарваться можно (у тех частная охрана есть, церемониться не станут) или правоохранители прихватят – они все машины наперечёт знают, кому принадлежат и что везут.
А вывезти-то можно только из тех мест, что вокруг Красноярска, да нескольких других крупных населённых пунктов, где есть дороги. С северных районов тащить вообще бессмысленно, там и заготовки-то нет в принципе: слишком дорого обходится. На юге же края летом – болота, зимой – снежные завалы. Поэтому безобразничает чаще всего местный люд, знакомый с округой.
Ребята, с которыми мы беседуем, надо сказать, непростые – в основном спортсмены, молодые и очень настойчивые. И весьма убедительные – по крайней мере на словах (внешне, впрочем, тоже). Но развернуться им не дают – во всяком случае, пока.
«Воруют здесь иначе – на законных, можно сказать, основаниях…» Фото: James Lauritz / Globallookpress
Причина всё та же – большие интересы и не менее впечатляющие деньги.
Полиция своими силами охватить такие масштабы просто не в состоянии, это нереально. Поэтому появляются «активисты», назовём их так, которые готовы взвалить на себя эту ношу, но, само собой, чаще всего не бескорыстно. Казаки сибирские, допустим, хотели чуть не с шашками и на конях патрулировать лесные чащи – следить, дабы воровства не было, сверять каждую просеку и вырубку с заявленными по документам объёмами и реальными заготовками.
Но, говорят, парни в лампасах и запросили за свою лихость не слабо – «натурпродуктом» в виде участков, где они обнаружили нарушения. Мол, негодяев изгоним, сами будем работать честно.
А наши собеседники себя именуют волонтёрами-энтузиастами – и утверждают, что ими движет исключительно любовь к природе и тайге.
Однако же очень быстро выясняется: порядок им нужен, чтобы, с одной стороны, набирать политические очки, с другой – обеспечить возможность спокойно работать своим, лояльным бизнесменам – законопослушным, утверждают эти не ангажированные финансовым интересом спортсмены-общественники.
«Воруют здесь иначе – на законных, можно сказать, основаниях, – интригуют нас «защитники леса» (пока ещё – возможные). – Вы покатайтесь по лесничествам, с арендаторами пообщайтесь, с населением. Поймёте, что к чему. Если не заблудитесь».
ВОЗВЁЛ СЕБЕ КИРПИЧНЫЙ ДОМ? В СИБИРИ ЭТО – МОВЕТОН
Чтобы не заблудиться, впрочем, нужно было сначала доехать до пункта назначения, каковым, вняв добрым (без иронии!) советам, был избран посёлок городского типа под названием Большая Мурта – из тех лишь соображений, что ехать до него от Красноярска всего-навсего сто с хвостиком километров – мелочь по сибирским масштабам.
Едва мы выехали, повалил снег – лёгкий, как пух, и густой. А трасса двухполосная – и практически постоянно, с небольшими интервалами, оккупирована большегрузами, которые одну сторону, с севера на юг, к Красноярску и дальше тащат кругляк, а обратно идут пустыми.
А время здесь дорого. И потому скорость движения приличная. Поэтому за каждым грузовиком образуется эдакое снежное завихрение, от которого кажется, что ты едешь сквозь сплошной туман.
«Но лучше, чем летом, – смеётся водитель внедорожника, который везёт нас в тайгу. – Во-первых, до вырубки даже наша полноприводная машина не доедет: там кругом болота, и только на зиму, когда подмёрзнет, делается настил под транспорт, а во-вторых, комары в лесу сожрут – они тут лютые, злее волков и медведей».
По обе стороны от трассы – лес. И снег.
В населённых пунктах, которые мы проезжаем, практически все строения – деревянные. На любой вкус. Есть избушки, словно вынырнувшие из русских сказок, сложенные из брёвен, с резными оконцами, есть – настоящие дворцы, в несколько этажей, блестящие лаком и тонированными стёклами окон.
В населённых пунктах практически все строения – деревянные. Фото: Александр Степанов / Царьград
Там, кажется, вообще всё, в этих деревнях и даже таких крупных городах, как Красноярск, где тоже имеется значительный частный сектор, имеет отношение к лесу. Никаких кирпичных или, боже упаси, шлакоблоковых особняков – сибирский моветон!
«А как иначе: дерево у нас дешёвое, а всё остальное – дорогое», – хмыкает водитель. Он из местных, знает, что к чему.
От Большой Мурты, взяв в провожатые руководителя тамошнего лесничества Виктора Карпюка, движемся ещё с полсотни километров на запад, вглубь тайги и подальше от цивилизации, где и сотовой связи-то нет.
Навстречу то и дело попадаются гружённые под завязку лесовозы с намотанными на колеса цепями, чтобы не застрять в снежной каше, и нам приходится прижиматься к обочине, рискуя свалиться колёсами в сугробы.
ТАЁЖНАЯ ВЫРУБКА ПОД АНДРЕЕВСКИМ ФЛАГОМ
Вырубка, куда мы едем, принадлежит местному бизнесмену, главе Ассоциации лесопромышленников центрального региона Красноярского края Ильдусу Гараеву.
На площадке, у въезда на которую стоят несколько вагончиков для рабочих (над одним из них красуется Андреевский флаг: Гараев – бывший моряк, решил сделать себе такой «опознавательный знак») и указатель «Туалет» («удобства» на улице), – стеллажи только что спиленного кругляка, у каждого бревна измеряют диаметр и подписывают с торца – данные в сантиметрах: 43, 28, 16 и так далее.
Ильдус в этом бизнесе с конца 90-х: начинали, рассказывает он, «ручниками» – то есть валили лес самыми примитивными и оттого доступными способами.
Этим делом тогда многие занимались – вернее, пытались заниматься. Получилось, однако, далеко не у всех.
У кого-то из внезапно отхвативших большой куш просто сносило башню напрочь – про дело забывали, деньги транжирили, а назад пути уже не было: такие места, знаете ли, долго не пустуют.
Некоторые, наоборот, почуяв манящий аромат свежей древесины вперемежку с менее приятным, но куда более вдохновляющим запахом денежных купюр, бросались на новые вырубки. А там их встречали другие – такие же охочие до леса и денег конкуренты: выживал тот, кто оказывался ловчее, сильнее и, само собой, «внимательнее» к гражданам, облечённым властью.
Склад готовой продукции. Фото: Александр Степанов / Царьград
Как удалось выстоять Гараеву, он не объясняет. Но дело у него сегодня спорится: его фирма получила в аренду на 49 лет двести с лишним тысяч гектаров лесов – в нескольких районах, по оба берега Енисея, с объёмом заготовки, по проектной документации, в 310 тысяч кубов.
У него есть свои склады, цеха по обработке древесины (в том числе под готовую продукцию – доски для пола), транспорт, люди. Что-то осваивает своими силами, что-то (кругляк) – продаёт оптовикам, в том числе китайцам.
«Пока у нас остаётся под собственное производство примерно пятая часть, но стремимся увеличивать объёмы, – говорит Ильдус. – Развиваемся, вкладываем деньги в будущее – то есть в оборудование».
Лесосека редеет на глазах – деревья падают, тут же подбираются, складируются. Фото: Александр Степанов / Царьград
Наш разговор заглушает рык двух громадин, по четыре пары колёс (каждое величиной с кабину грузовика, причём две «обуты» в гусеницы): первая, захватывая лапой-манипулятором стволы, срезает высоченные хвойные деревья – и тут же очищает их от веток и отрезает брёвна по шесть метров в длину (автоматика!), вторая подбирает и укладывает к себе в кузов.
Вот одна такая пара «американцев» заменяет примерно 60-80 человек, – показывает он на пробирающиеся всё дальше, вглубь леса, машины. – А у нас их три. Каждая стоит 70 миллионов рублей, но выгода есть.
Лесосека редеет на глазах – деревья падают, тут же подбираются, складируются. И вот уже вместо тайги – белый заснеженный пустырь. Если открыть Google-карты и посмотреть на сибирские леса со спутника, максимально приблизив, легко можно разглядеть эти залысины.
У НАС НЕ ВОРУЮТ. НО ХИЩЕНИЯ – ЕСТЬ
«Но мы же не просто срубаем, и всё! – горячится Ильдус. – Нет! Всё по закону: есть компенсационные высадки, у нас на предприятии имеется специальное устройство, куда сваливаются шишки, там они высушиваются, а потом мы забираем семена и высаживаем молодняк».
Компенсационные высадки – это вообще главный аргумент тех, кто занимается лесом, который, как известно, именуется восполняемым ресурсом. Тем более, парируют они нападки оппонентов об уничтожении тайги, запас древесины в Красноярском крае оценивается в 11,5 млрд кубометров, а в начале «нулевых», например, лесных ресурсов в регионе насчитывалось около 8 млрд кубов.
Замеры диаметра брёвен. Фото: Александр Степанов / Царьград
Но на вопросы о том, сколько леса, например, уходит на продажу китайцам, или о конкуренции в этом бизнесе в принципе, Гараев умолкает – и с улыбкой приглашает широким жестом в вагончик обедать.
У каждого арендатора в нашем лесничестве есть проект освоения лесов, там всё расписано: какие лесосеки предназначены под сплошную рубку, какие – «проходные», – подключается в беседе Виктор Карпюк. – Учёт жёсткий – каждое сваленное дерево маркируется, с указанием диаметра, вносится затем в систему ЕГАИС. Налево – ничего нет! Нет, за весь край я, конечно, говорить не стану, но у нас – по-честному.
И ему хочется, конечно, верить.
А вспоминается, между тем, состоявшаяся накануне этого выезда в тайгу беседа с министром лесного хозяйства Красноярского края Дмитрием Маслодудовым – тем самым, которого обвиняла в своих разоблачениях экс-глава Счётной палаты Татьяна Давыденко.
https://www.youtube.com/watch?v=qosK6zMWynE#action=share
«Хищения – есть, – признаёт он. – И уголовные дела тоже. Но в том-то и беда, воровать лес сейчас стали по-умному – так, что за руку поймать, как тех же «чёрных лесорубов», не всегда получается».
Часть 3: Воровство с таёжным размахом – миллиардами
Фото: Kletr / Shutterstock.com
Заключительная часть расследования журналистов Царьграда, которые отправились в Сибирь, чтобы оценить масштабы хищения лесных ресурсов и понять, насколько их ещё хватит.
Автор:Степанов Александр
“Царьград” продолжает публикацию журналистского расследования о ситуации в лесной отрасли Сибири. В первых двух материалах мы рассказали о том, почему тема хищений леса в тайге поднялась с новой силой и как, собственно, и для кого рубят тайгу так, что щепки летят, а на карте региона остаются аккуратные залысины делянок.
Но больше всех удивил министр лесного хозяйства Красноярского края, который, когда мы к нему приехали на интервью, честно признал: хищения есть, и весьма впечатляющие.
Объёмы теневой заготовки леса оцениваются в 3-3,5 млрд кубометров в год
Такие откровения от чиновника, отвечающего именно за лесную отрасль, где, собственно, и происходят безобразия, слышать странно. Но Маслодудов знает, о чём говорит, – и из его объяснений выходит, что проблема системная, решить её на уровне региона не получится, как ни старайся.
Поэтому-то он и раскладывает перед нами пасьянс “серых схем”, которые используются ловкачами.
Мы примерно представляем себе, что объём теневой заготовки древесины оценивается в Красноярском крае на уровне 3-3,5 млн кубометров, – говорит министр. – При этом официальная статистика “левых” заготовок, которая формируется исходя из исследований, в том числе с помощью зондирования со спутников (это когда накладывается арендная карта на реальную, тогда, собственно, и видны “левые” вырубки-залысины в тайге), составляет 100 тысяч кубометров. Разница в 30 раз!
А главная причина в том, что так называемое лесоустройство – то есть, по большому счёту, оценка реальных запасов – устарело, есть лесничества, где инвентаризация лесного фонда не проводилась десятки лет, с момента распада Советского Союза. Соответственно, за прошедшие многие годы сам лес изменился: что-то выросло и уже может использоваться для заготовки, какие-то деревья, наоборот, отмерли. Иными словами, подлинной картины нет.
А чтобы провести эту самую инвентаризацию (здесь ещё раз прикидываем масштабы) и оценить, что происходит с лесами сегодня, только для Красноярского края потребуется тратить по 400 млн рублей в год в течение десяти лет.
“У некоторых арендаторов (про то, что “у всех”, Маслодудов не говорит. – Прим. ред.) есть участки, по которым нет точных данных, что конкретно там растёт: допустим, на бумаге значится, что там 30 процентов хвойных насаждений, в действительности – все 40 процентов. Разница подпольно, но вполне спокойно уходит без учёта”, – приводит обескураживающие данные глава красноярского Минлесхоза.
Всего, по его словам, в текущем году вырубка составит 27 млн кубометров леса – при том, что ежегодно без ущерба природе можно вырубать, согласно расчётам, около 100 млн кубов. Из этого объёма примерно полтора миллиона кубометров отправляется сразу, в виде кругляка, на экспорт, ещё половина – на пиломатериалы, из которых часть также уходит за границу.
Остальное – на нужды населения и санитарно-заготовительные мероприятия.
И, что любопытно, и то и другое – тоже наполовину в тени.
“Это мой лес, мне его государство отдало: кому хочу, тому и продаю!”
Дело в том, что по нормам Лесного кодекса каждый житель не только Красноярского края, но и любого другого региона вправе заготовить для собственных потребностей определённый объём древесины – конкретные объёмы квоты устанавливаются региональными законами.
Понятно, что не всем одинаково, поскольку страна большая, и существуют и лесные регионы, такие как Красноярский край, Иркутская область, Алтай и так далее, и степные, как Калмыкия и Ростовская область, и горные (Чечня, Дагестан), и холодные, и тёплые. Везде по-разному.
Объём теневой заготовки древесины оценивается в Красноярском крае на уровне 3-3,5 млн кубометров. Фото: Александр Степанов / Царьград
И полагается такая господдержка только нуждающимся. Там – две составляющие.
Первая – отчисление на дрова, по 30-50 кубометров на человека (ежегодно). Вторая – 150 кубов на строительство и ремонт жилья (раз в 25 лет). В сумме получается, таким образом, порядка 200 кубов на каждого изъявившего желание.
Так вот, в Сибири это действует. И только в Красноярском крае, к примеру, на “нужды населения” выделяется примерно 2 миллиона кубометров в год. Но лишь треть идёт, как положено, на строительство домов и, условно, бань.
Около 70 процентов отчуждается на сторону, – продолжает Дмитрий Маслодудов. – Жильё не строится, а древесина “уходит”: к нечистым на руку предпринимателям, которые консолидируют, собирают у себя эти заявления от граждан на получение леса.
Схема простая: человек обращается в лесничество, на законных основаниях выделяется квота. А в лучшем случае он получает два-три самосвала дров – или 5-6 кубометров, то есть 15-20 процентов от того, что положено. Остальное – по документам, практически легально! – продаётся вполне ловким покупателям-оптовикам.
И те уже потом продают древесину дальше – хоть за рубеж, хоть местным фирмам, уже не суть.
Само собой, в схеме задействованы и местные власти, и лесничества. Однако ловят чаще простых обывателей – за нецелевое использование.
Каждый житель не только Красноярского края, но и любого другого региона вправе заготовить для собственных потребностей определённый объём древесины. Фото: Mark E. Gibson / Globallookpress
“А почему я не могу делать с этим лесом то, что захочу?! – яростно машет руками на докучливых гостей один из таких “несознательных граждан”, который согласился пообщаться – после долгих уговоров и обещания не приводить в тексте его личных данных. – Вы ответьте: древесину кому выделили? Мне! Честно и законно! Государство выделило! Так какого рожна кто-то там будет решать, что мне делать с ней дальше!”
На наши робкие попытки вспомнить про Лесной кодекс нормативный акт, ведомый парой злых фраз селянина, отправляется прямым путём по известному адресу. И замерший во время этой глупой беседы на короткий миг где-то в далёкой тайге неведомый делец-лесоруб, усмехнувшись, свалил ещё один ствол в зачёт упомянутых “нужд”.
“Ваше какое дело, построю я дом или нет? Или сгниёт дерево вообще, потому что у меня сейчас возможности строиться нет. Вы мне отдайте то, что полагается, а я сам разберусь, что делать и как быть”, – подводит черту под разговором наш собеседник, подкидывая дровишки в печку, откуда тут же раздаётся задорное потрескивание.
И вот в этом деле, кстати, рассказали сразу несколько человек, с которыми мы общались, активно действуют как раз китайцы: разъезжают с наличными и скупают, с документами, чин-чином (в прямом и переносном смысле) лес и вывозят к себе.
Жуки-короеды – участники коррупционной схемы
“Мы предлагаем на федеральном уровне ввести процедуру контроля, которой сегодня нет: Лесной кодекс предусматривает право граждан на получение леса по квоте, а вот права на проверки – выяснить, что с ним стало дальше, нет. Этот законопроект внесён в Госдуму, будем надеяться, что всё получится”, – бодрится, однако, Маслодудов.
Глава красноярского Минлесхоза Дмитрий Маслодудов уверен, что нужно делать жёсткий отбор тех компаний, которые занимаются оценкой состояния лесов. Фото: Телеканал “Царьград”
И даже уверен, что не будет всплеска коррупции, когда закроют привычную лавочку, и народ ломанётся, как это принято, “решать вопросы” с ответственными лицами.
Во-первых, потому что мздоимство процветает и сегодня – понятно ведь, что без местных чиновников, владеющих заветными печатями для разрешений, ничего не сделается, а лесовоз не проберётся к китайской границе по трассам без участия полиции. В смысле, что глупо бояться того, что уже и так есть.
Во-вторых же, есть надежда, что принимающих на лапу станет меньше – за счёт того, что решение, по его словам, начнут принимать в составе комиссии с участием различных структур и ведомств, а всё сразу, считает он и его единомышленники, зачервоточить не может.
Кстати – о червоточинах. Жуки-короеды и прочие насекомые и различные грибки, поражающие деревья, тоже, оказывается, входят в число самых отъявленных участников одной из наиболее “финансовоёмких” коррупционных схем.
Речь идёт о крайне незатейливом варианте с составлением актов санитарного обследования лесов: если специалисты углядели в тайге опасность с этой стороны, то под сруб идёт не только повреждённое дерево, но и определённое количество вокруг, поскольку они также могут быть заражены.
А что получается? Есть организации, работающие по договору, опять-таки, с местными властями и лесничествами. И вот появляется информация: на таком-то участке обнаружены больные деревья, и их, само собой, надо вырубать. Но кто сказал, что под видом санитарной очистки нельзя вырезать десяток-другой, а то и сотню нормальных стволов? И потом – на продажу.
В результате, если пересчитывать убытки по цене кругляка – потери в сумме составят несколько миллиардов рублей, а если брать объём, уже распиленный заготовки, – надо умножать на десять, после производства готовой продукции – на многие сотни.
Жуки-короеды участвуют в коррупционной схеме незаконной вырубки леса. Фото: Andreas Arnold / Globallookpress
Министр лесного хозяйства Красноярского края Дмитрий Маслодудов, рассказывая нам о способах воровства, высказал мнение, что на уровне страны необходимо поднять вопрос ужесточения контроля вообще над всеми теми, кто причастен к лесной отрасли.
“То есть нужно ещё и делать жёсткий отбор тех компаний, которые занимаются оценкой состояния лесов”, – резюмировал Маслодудов, в очередной раз, как и практически все официальные собеседники “Царьграда”, напомив о двух знаменательных моментах грядущего будущего.
То есть о том, что скоро появится чипирование лесов, и по всей тайге, всё равно как в той Европе, каждое дерево непременно возьмут под учёт, да о том, что в крае набирает обороты “новая лесная политика”, запущенная, разумеется, главой региона Александром Уссом.
Региональные элиты меняются – щепки летят по всей тайге
Красноярский губернатор в беседе с нами ожидаемо называет наведение порядка в лесной отрасли своим “абсолютно личным приоритетом”, напоминая, что потенциал её “далеко не реализован”.
С другой стороны – юлить Усс, следует признать, не стал. “Ситуация запущена, высокий градус криминализации отрасли – это наследие ещё первых лет перестройки, когда советская система леспромхозов ушла в прошлое и появился дикий рынок, да ещё свой отпечаток накладывает присутствие южных соседей”, – дипломатично не называет китайцев напрямую губернатор.
Александр Усс называет наведение порядка в лесной отрасли своим “абсолютно личным приоритетом”. Фото: Александр Степанов / Царьград
И продолжает: “Вот это в комплексе и привело к сегодняшним результатам. Важная составляющая – отсутствие лесохимии, современных целлюлозно-бумажных комбинатов, а это приводит к тому, что низкосортная древесина остается на делянках, отходы лесопиления у нас скапливаются, что ведёт к пожарам”.
Заканчивает он, впрочем, на мажорной ноте: “Мы знаем, как эту проблему решать. Через пару лет мы способны стать модельным регионом в части наведения порядка в лесах”.
За счёт чего конкретно это должно произойти, однако, глава красноярского региона не уточнил.
И понять его можно: в крае происходит смена элит. И те, что прочно закрепились раньше, будут использовать все возможные способы, дабы вынудить Усса если не отступиться по некоторым позициям, то по крайней мере предлагать им что-то взамен. Собственно, ничего нового, такова практика в любом субъекте страны, где меняется руководитель.
Но очевидно – биться над достижением результата, который способен продемонстрировать Москве правильность решения дать ему в управление такой серьёзный регион, придётся на два фронта. И с активным лобби в лесхозе, которому явно не на руку скорое изменение Лесного кодекса с вытекающим из этого ужесточением правил рубки тайги, и ещё с теми, кто раскачивает “чёрное небо” над Красноярском сейчас.
“Чёрное небо” над Красноярском
Краевой центр, это легко заметить, если посмотреть на него днём с окрестных возвышенностей, периодически буквально накрывает смог – как будто кто-то натягивает дымчатую пелену. И время от времени в городе объявляют режим неблагоприятных метеорологических условий – это когда при вдохе буквально физически ощущается в воздухе тот щекочущий привкус гари, который сопутствует обычно крупным железнодорожным станциям.
Митинг жителей города Красноярска против загрязнения окружающей среды. Фото: surokfill / Shutterstock.com
Причины известны всем, поскольку в таких условиях Красноярск живёт уже давно.
Это и свыше пятисот тысяч автомобилей, курсирующих ежедневно по миллионному городу, и шестьсот с лишним промышленных источников выбросов – включая ТЭЦ и крупные предприятия-гиганты, и незамерзающий даже в сибирские морозы из-за трёх гидроэлектростанций выше по течению Енисей (на протяжении трёхсот километров не может его сковать лёд!), поднимающий вверх испарения, и высотки, настроенные по оба его берега в мегаполисе, отчего ветер уже не может свободно “гулять” и продувать эту завесь, и ещё тринадцать с лишним тысяч частных подворий.
Да, здесь следует сделать одно важное замечание: всё это отапливается углем. Бурым. Чадящим. И, главное, дешёвым – топить им намного выгоднее, чем теми же дровами, а газа нет.
И вот тему с “чёрным небом”, избавиться от которого, если не лукавить, можно, лишь заставив промпредприятия провести глубокую модернизацию своих воздухоочистных систем и проведя газ в город (кажется поразительным, но это так – в этих местах Сибири нет газа), чтобы перестали чадить печки частного сектора.
Потому что подсчитано: 60 процентов загрязнения атмосферы дают именно заводы и теплоэлектроцентрали, 40 процентов – автомобили, остальные 10 процентов – индивидуальные дома.
С машинами, понятно, сделать ничего не получится – разве что запретить гостевой автотрафик совсем или жёстко регулировать въезд в город и настроить в нём развязок.
На модернизацию предприятий, уже подсчитано, понадобится порядка 60 млрд рублей, но это растянется не на один-два года, а гораздо дольше.
Попытки перевести вообще все дома на отопление дровами или по крайней мере бездымным углем не получились: слишком дорого. А с газом вообще история тёмная – всё равно что незамерзающие воды Енисея. Шансов, что проведут, хотя бы в сам Красноярск, немного.
И, кстати, в последнем вопросе активно муссируется тема бизнеса родственников самого губернатора Александра Усса: его сын владеет угольным разрезом, выдающим на-гора 2 млн тонн топлива, которое продаётся в том числе и населению краевого центра. Усс, к слову, этого не скрывает, но утверждает, что добытый уголь направляется не только потребителям в самом крае, но и в другие регионы.
От кормушки отодвинули? Получите в ответ
Та же Татьяна Давыденко, экс-глава Счётной палаты, уже провела один митинг против “чёрного неба”, собрав около ста человек, а через месяц анонсирован следующий. И, видимо, так будет продолжаться и дальше – следовательно, пополнение новостных лент протестами обеспечено.
Есть провокаторы, – резко оценивает ситуацию депутат Госдумы от Красноярского края, член комитета по бюджету и налогам Виктор Зубарев. – Нагнетают истерию, не предлагая никаких решений. А народ волнуется – и вполне объяснимо: смог-то действительно имеется. У нас есть уже результаты, мы двигаем соответствующие проекты на федеральном уровне. Но обстановку накручивают те, кого отодвинула новая команда от кормушек.
В качестве примера он приводит ещё один вид хищения леса, о котором не рассказал Маслодудов: ушлые псевдоинвесторы.
Депутат Госдумы от Красноярского края, член комитета по бюджету и налогам Виктор Зубарев утверждает, что есть провокаторы, нагнетающие истерию, не предлагая никаких решений. Фото: Александр Степанов / Царьград
“Пришла одна компания, очень известная, с зарубежным капиталом (японским), заявила о намерении построить ЦБК, – Зубарев тоже откровенен. – Мы обрадовались, выделили, как положено, лесосеку. И они заготовили, наверное, под миллион кубов древесины – не заплатив при этом ни за аренду, ни за что другое. А потом фирма обанкротилась и сбежала. Да, возбуждали уголовное дело, гонялись за ними, но и всё на этом. По крайней мере пока. И таких заявителей было много”.
Теперь, продолжает он, регион начал закручивать гайки, чтобы не происходило подобного: пока не привезли оборудование, не поставили переработку, лес заготавливать нельзя. Кому это понравится? Речь-то идёт уже не просто о миллиардах, а о сотнях миллиардов!
Проблемы, соглашается парламентарий, известны – другой вопрос, что решение их в значительной мере находится на федеральном уровне. И к этому процессу должны подключиться и другие лесные регионы, а тем паче – нужно, чтобы крупный бизнес зашёл с проектами по глубокой переработке.
Иначе мы всё так же будем продавать таёжные запасы за границу, а потом – покупать у них продукцию из нашего же, русского, леса.
