04/02/2020
0В детстве ходил за грибами и увидел на пне и торце спиленной ели выдавленные буквы СП. Отец объяснил: клеймо самовольной порубки выбил специальным молотком лесник, обнаруживший не вывезенное кем-то бревно. Тогда свалить тайком дерево-другое для хозяйских нужд не считалось большим преступлением у деревенских жителей. Среди них бытовала, думаю, незабытая и поныне поговорка: «Кто в лесу не злодей, тот дома не хозяин». Родилось это высказывание явно среди наших далеких прадедов. Подтверждением тому стали неоднократные упоминания о самовольных порубках в произведениях писателей-классиков. Оказывается, существует и очень показательная жанровая картина художника-передвижника Иллариона Прянишникова на эту же тему.
В последнее время среди молодежи можно услышать идиллические высказывания о радостном труде крестьян дореволюционной поры на собственном клочке земли. Да, хозяйственный мужик лелеял свою землицу, вкладывая в нее все силы — свои и своей лошадки. И трудиться ему приходилось с восхода до заката не только ради хлеба насущного. Чтобы спать спокойно, приходилось вовремя платить подати, ибо за недоимки спрашивали строго.
Об этом писал Чехов в своей повести «Мужики». После приезда пристава, собиравшего недоимки, староста «уже выносил из избы Чикильдеевых самовар… в двух-трех домах забрали за недоимку кур… забрали овец…» И «уже с Рождества не было своего хлеба…»
А тут еще «печь покосилась, бревна в стенах лежали криво, и казалось, что изба сию минуту развалится». Как тут не поехать в лес, чтобы хоть нижний гнилой венец заменить новым бревном, покупать которое было не за что.
Увы, лес, и казенный, и помещичий, охранялся. Порой не очень строго, как у героя Бунина, нанявшего больше из жалости бездомного старого солдата в сторожа. А через небольшое время барин уже выговаривал ему: «Стар ты, у тебя из-под носу тащат… Семен говорит: опять в вершинке три дубка срезали…» Закончилось всё изгнанием с ответственной должности немощного старика, вскоре замерзшего на пути к бывшей своей караулке, где ему было тепло и «не скучно».
Гораздо эффективнее сберегалась лесная собственность графа Толстого, который не мог противиться жене, державшей вооруженную охрану. Сам же он снисходительно относился к самовольным «порубщикам», что нашло отражение в воспоминаниях его современников.
«Пошли мы однажды с мамой на усадьбу за хворостом. И только его набрали и хотели идти, как тут Лев Николаевич. Мама испугалась, а он говорит: «Ничего, ничего, голубушка. Не бойся, неси домой. Только не ходи мимо пруда, там черкес с ружьем».
В более ранние времена на совесть охранял лес хозяина нелюдимый крепостной слуга Бирюк, которого изобразил Тургенев. Жил лесник в небольшой избушке, «закоптелой, низкой и пустой», и его «все окрестные мужики боялись как огня». Они же говорили про него: «Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет как снег на голову, и ты не думай сопротивляться — силен, дескать, и ловок как бес… И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет».
И всё же именно совесть этого сложенного на славу молодца не позволила ему сдать барину на расправу самовольного порубщика — «мужика, мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной бородой». Такого же нищего и голодного, как и сам лесник, у которого в доме с двумя детьми не было ничего, окромя хлеба, такого, что «барин есть не станет».
Лесной сторож, изображенный художником Прянишниковым, тоже крепкий молодец, но этого не разжалобит даже жена связанного порубщика, утирающая слезы и несущая дорогую для крестьян вещь — топор. Пойманного нарушителя закона везет объездчик вместе с бревном — конкретной уликой его воровства, за которое положено строгое наказание. Ведь сотня-другая законно срубленных и проданных бревен позволит их владельцу неделю-другую роскошно прожить где-нибудь в Париже. А если каждый украдет по бревну, то где же будет он прозябать, что ему останется?
Значит, останется стоять вросшая в землю изба, которую изобразил другой известный художник — Василий Суриков — в 1873 году. Ее нижний сгнивший венец пока еще не заменили.
