14/11/2018
0К советской власти в современном обществе отношение неоднозначное. Лично я ее поклонником уж точно не являюсь. А вот сторонником исторических правды и справедливости — да, являюсь. И потому с недоумением периодически слышу от взрослых людей утверждения, что «при Советах» что-то делалось бездумно, безосновательно, бесцельно.
Недавно подобное довелось услышать в адрес лесной мелиорации. Дескать, коммунистам некуда было девать деньги, и они их «закапывали», осушая заболоченные белорусские леса. «Бесцельность» такой деятельности автор заявления обосновал тем, что в архивах ему не удалось найти расчетов экономической целесообразности мелиоративного проекта на одном конкретном белорусском лесном болоте.
Соглашусь, что найти всю документацию по проектам полувековой давности непросто. Но это не значит, что ее нет. Как не означает и того, что деньги при советской власти тратились бездумно. Что же, собственно, до лесной мелиорации, то началась она задолго до советской власти, если уж на то пошло…
«Под Ленинградом, Ригой и в некоторых других районах имеются лесные массивы, где осушение проведено 100 лет назад и более. Эти леса сохраняются как особо ценные объекты для исследования их роста.
С 1878-го по 1897 г. значительные работы по осушению лесов были проведены в западных и центральных губерниях России известной экспедицией И. И. Жилинского. В 80-х годах того же столетия значительные мелиоративные работы велись в Псковской, Новгородской и Олонецкой губерниях».
Как вы думаете, откуда эта цитата? Из фундаментального труда «Лесное хозяйство СССР за 50 лет», изданного Государственным комитетом лесного хозяйства Совета Министров СССР в 1967 году. В нем целый раздел посвящен лесной мелиорации. Хотелось бы привести пару наиболее ярких цитат.
«Как показывают исследования и подтверждает практика, рациональные методы мелиорации в лесном хозяйстве позволяют резко поднять продуктивность лесов. Если заболоченный хвойный лес дает с 1 га ежегодный прирост древесины лишь около 1 м3, то в результате мелиорации продуктивность резко возрастает и ежегодный прирост таких лесов в среднем утраивается, а по целому ряду районов и типов леса становится еще более высоким. В нашем лесном хозяйстве, а также в Финляндии, Швеции и других странах имеется много примеров, когда в результате осушения прирост леса возрастает до 6—8 м3 на 1 га в год и более».
«Исследования убеждают, что под влиянием мелиорации прирост леса начинает возрастать уже со 2—3-го года. Бонитет повышается на 3—4 класса. В качестве примера в таблице приводятся показатели повышения продуктивности леса под влиянием осушения в Ленинградской области (давность осушения — 35 лет, исходный тип — сосняк травяно-сфагновый, возраст при осушении — 25 лет, густота осушителей — через 190 м).
Из таблицы видно, что у бывшего заболоченного сосняка после осушения резко улучшается рост, повышается полнота. Добавочный прирост достиг почти 9 м3 с 1 га в год, а запас леса возрос на 160 м3 на 1 га (по сравнению с контролем). Рост леса здесь идет по I—II бонитету вместо V бонитета до мелиорации. Эти данные получены путем многократных учетов на постоянных пробных площадях в осушенном массиве».
Пятилетним планом на период 1966—1970 годов в Белорусской ССР предусматривалось осушение 190 тыс. га лесных площадей. Вообразить себе, что это планировалось без специального экономического и научного обоснования, невозможно. Отдельно нужно сказать и о том, что многие лесные гидромелиоративные системы делались регулируемыми. То есть в засушливые периоды сток воды можно было перекрывать. Именно поэтому они были такими дорогостоящими. А вот повторное заболачивание, напротив, стоит совсем недорого. Устроить глухую перемычку, заблокировав сток воды, — дело нехитрое. И деньги на это у международных экологических организаций всегда найдутся.
Вот только конкретных экономических расчетов от такого рода деятельности пока никто не представил. Много говорят об экологии, о климате, о клюкве, о редких растениях, птичках и зверушках, о депонировании углерода… О последнем говорят чаще всего. При этом уверяют, что Беларусь сможет прилично зарабатывать, продавая развитым странам неиспользованные эмиссионные квоты. Миллионы и миллионы. Долларов!
После этих волшебных слов любые сомнения в том, что все осушенные белорусские болота, включая лесные, нужно срочно заболачивать обратно, обычно развеиваются без следа. Но в нашем случае позволим себе обратить внимание на несколько любопытных фактов.
Беларусь еще 11 июня 1992 года подписала Рамочную конвенцию ООН об изменении климата, а 26 августа 2005 года — документ о присоединении к Киотскому протоколу. По оценке В. В. Альханакта и А. В. Грабко, исследовавших готовность нашей страны к торговле разрешениями на выброс парниковых газов более десяти лет назад, продажа квот на 5 млн т эквивалента СО2 за период 2008—2012 гг. могла бы принести бюджету 37 млн евро. Но не принесла…
В работе этих ученых речь шла о выбросах, сэкономленных в результате модернизации энергетических производств. Там свои нюансы. А что же с болотами? А тоже ничего. За всё время Беларусь пока ни разу никому не продала ни одной даже самой маленькой квоты на выброс парниковых газов.
И дело тут не только в умении торговать экологическими активами. Хотя и это тоже играет определенную роль. Углеродные квоты, к примеру, торгуются на Чикагской бирже с 2003 года.
Дело в том, что торговля квотами в ЕС регулируется дополнительно директивами Еврокомиссии. А они допускают на этот рынок третьи страны, только если там реализуются совместные проекты с европейскими компаниями-эмитентами. Есть ограничения и по типу проектов. Нельзя участвовать в данном рынке с результатами проектов по поглощению углерода. Например, проектов по посадке лесов или по передовому управлению лесным хозяйством.
То есть, если хочешь продавать в ЕС углеродные квоты, нужно сокращать выбросы, а не наращивать поглощение парниковых газов. Об этом наши экологические активисты почему-то умалчивают…
Вот и получается, что повторное заболачивание белорусских лесов живых европейских денег никому не принесет. Этот аргумент из арсенала экологических активистов нужно вычеркнуть однозначно. В чистом остатке новым «людям на болоте» достанутся клюква да удивительной красоты пейзажи. Вот только неясно, как заболачивание повлияет на дороги, появившиеся в тех местах благодаря именно лесной мелиорации. И сможем ли мы в будущем без дорог воспользоваться скромными благами возрожденных болот?
